Бернарт де Вентадорн

^* (Бернарт де Вентадорн - величайший поэт древней Окситании. Родился в замке Вентадорн. "Биограф" утверждает, что его отец был пекарем замка; по другой версии, хлебы пекла мать поэта, а отец был наемным воином, но, как говорит древний биограф, "чьим бы сыном он ни был, господь дал ему красоту, доброе и благородное сердце - качества, которые в изначальные времена давали право на родовитость,- а также разум, знания, куртуазию и красноречие". Замок Вентадорн находился недалеко от города Тюль (департамент Коррез по современному административному делению). Это был мощный феодальный замок, если судить по внушительности руин, уцелевших до настоящего времени. Наделенный красотой, благородным сердцем и талантом плебей, по словам все того же "биографа", полюбил жену владельца замка, был любим ею и счастлив, пока муж, узнавший об их отношениях, не изгнал его из своих владений. Бернарт, покинув Вентадорн, побывал в Англии, при дворе внучки первого трубадура, знаменитой Алиеноры Аквитанской, ставшей, после развода с Людовиком VII, женой короля Англии Генриха II, посетил дочь Алиеноры от первого брака, Марию Шампанскую, двор которой был крупным литературным центром того времени. Рассказ о пребывании Бернарта в Англии и Шампани подтверждается косвенными данными. Что касается причин изгнания поэта из родного Вентадорна, то, хотя автор биографии (на этот раз не аноним, а весьма известный трубадур XIII в. Ук де Сен-Сирк) и утверждает, что узнал о них из первых рук - от сына возлюбленной поэта, мы не рискуем судить о достоверности его свидетельства в этом пункте. Но, каковы бы ни были обстоятельства личной жизни Бернарта де Вентадорна, песни его несомненно относятся к лучшим образцам старопровансальской лирики.)

"Коль не от сердца песнь идет..."

 Коль не от сердца песнь идет, 
 Она не стоит ни гроша, 
 А сердце песни не споет, 
 Любви не зная совершенной. 
 Мои кансоны вдохновенны - 
 Любовью у меня горят 
 И сердце, и уста, и взгляд. 

 Готов ручаться наперед:
 Не буду, пыл свой заглуша,
 Забыв, куда мечта зовет,
 Стремиться лишь к награде бренной!
 Любви взыскую неизменной,
 Любовь страданья укрепят,
 Я им, как наслажденью, рад. 

 Иной такое наплетет, 
 Во всем любовь винить спеша! 
 Знать, никогда ее высот 
 Не достигал глупец презренный. 
 Коль любят не самозабвенно, 
 А ради ласки иль наград, 
 То сами лжелюбви хотят. 

 Сказать ли правду вам?
 Так вот: Искательница барыша,
 Что наслажденья продает,-
 Уж та обманет непременно.
 Увы, вздыхаю откровенно,
 Мой суд пускай и грубоват,
 Во лжи меня не обвинят. 

 Любовь преграды все сметет,
 Коль у двоих - одна душа.
 Взаимностью любовь живет,
 Не может тут служить заменой
 Подарок самый драгоценный!
 Ведь глупо же искать услад
 У той, кому они претят! 

 С надеждой я гляжу вперед, 
 Любовью нежной к той дыша, 
 Кто чистою красой цветет, 
 К той, благородной, ненадменной, 
 Кем взят из участи смиренной, 
 Чье совершенство, говорят, 
 И короли повсюду чтят. 

 Ничто сильнее не влечет
 Меня, певца и голыша,
 Как ожиданье, что пошлет
 Она мне взгляд проникновенный.
 Жду этой радости священной,
 Но промедленья так томят,
 Как будто дни длинней стократ. 

 Лишь у того стихи отменны,
 Кто, тонким мастерством богат,
 Взыскует и любви отрад. 

 Бернарт и мастерством богат,
 Взыскует и любви отрад.

"Люблю не жаворонка взлет..."

^* ("Люблю на жаворонка взлет..." - Нарцисс - прекрасный юноша, влюбившийся в собственное отражение, бросившийся в воду и утонувший; превратился в цветок, носящий его имя (греч. миф.). Тристан - "сеньяль", то есть вымышленное имя, псевдоним, даваемый возлюбленным, друзьям или покровителям. Недавно было высказано предположение, что речь идет о знатном трубадуре Рамбауте д'Ауренга (см. ниже).)

 Люблю на жаворонка взлет 
 В лучах полуденных глядеть: 
 Все ввысь и ввысь - и вдруг падет, 
 Не в силах свой восторг стерпеть. 
 Ах, как завидую ему, 
 Когда гляжу под облака! 
 Как тесно сердцу моему, 
 Как эта грудь ему узка! 

 Любовь меня к себе зовет,
 Но за мечтами не поспеть.
 Я не познал любви щедрот,
 Познать и не придется впредь.
 У Донны навсегда в дому
 Весь мир, все думы чудака,-
 Ему ж остались самому
 Лишь боль желаний да тоска. 

 Я сам виновен, сумасброд,
 Что мне скорбей не одолеть,-
 В глаза ей заглянул, и вот
 Не мог я не оторопеть;
 Таит в себе и свет и тьму
 И тянет вглубь игра зрачка!
 Нарцисса гибель я пойму:
 Манит зеркальная река. 

 Прекрасных донн неверный род
 С тех пор не буду больше петь:
 Я чтил их, но, наоборот,
 Теперь всех донн готов презреть.
 И я открою, почему:
 Их воспевал я, лишь пока
 Обманут не был той, к кому
 Моя любовь так велика. 

 Коварных не хочу тенёт,
 Довольно Донну лицезреть,
 Терпеть томленья тяжкий гнет,
 Безжалостных запретов плеть.
 Ужели - в толк я не возьму -
 Разлука будет ей легка?
 А каково теперь тому,
 Кто был отвергнут свысока! 

 Надежда больше не блеснет,-
 Да, впрочем, и о чем жалеть!
 Ведь Донна холодна, как лед.-
 Не может сердце мне согреть.
 Зачем узнал ее? К чему?
 Одно скажу наверняка:
 Теперь легко и смерть приму,
 Коль так судьба моя тяжка!

 Для Донны, знаю, все не в счет,
 Сколь к ней любовью ни гореть.
 Что ж, значит, время настает
 В груди мне чувства запереть!
 Холодность Донны перейму -
 Лишь поклонюсь я ей слегка.
 Пожитки уложу в суму -
 И в путь! Дорога далека. 

 Понять Тристану одному,
 Сколь та дорога далека.
 Конец любви, мечте - всему!
 Прощай, певучая строка!

"Нет, не вернусь я, милые друзья..."

^* ("Нет, не вернусь я, милые друзья..." - Образ рыбы, погибающей на крючке рыболова, как символ рокового характера любви встречается в ряде литератур. Слуга и друг.- Этой формуле в текстах трубадуров симметрично соответствует другая: "Дама и подруга". Прованс (здесь - графство Прованс) - в средневековой Франции область на юго-востоке, у берегов Средиземного моря; приблизительно соответствует современным департаментам Буш-дю-Рон, Нижние Альпы, Вар, частично Воклюз и Дром. Овернец - сеньяль. В данном, случае речь идет о Раймоне V Тулузском (1148-1194); почему Бернарт называет этого видного феодала Овернцем, учеными не установлено. Очей Отрада - сеньяль, относящийся к знатной покровительнице.)

 Нет, не вернусь я, милые друзья,
 В наш Вентадорн: она ко мне сурова.
 Там ждал любви - и ждал напрасно я,
 Мне не дождаться жребия иного!
 Люблю ее - то вся вина моя,
 И вот я изгнан в дальние края,
 Лишенный прежних милостей и крова. 

 Как рыбку мчит игривая струя 
 К приманке злой - на смерть - со дна морского, 
 Так устремила и любовь меня 
 Туда, где гибель мне была готова. 
 Не уберег я сердце от огня, 
 И пламя жжет сильней день ото дня, 
 И не вернуть беспечного былого. 

 Но я любви не удивлюсь моей,- 
 Кто Донну знал, все для того понятно: 
 На целом свете не сыскать милей 
 Красавицы приветливой и статной. 
 Она добра, и нет ее нежней,- 
 Со мной одним она строга, пред ней 
 Робею, что-то бормоча невнятно. 

 Слуга и друг, в покорности своей
 Я лишь гневил ее неоднократно
 Своей любовью,- но любви цепей,
 Покуда жив, я не отдам обратно!
 Легко сказать: с другою преуспей,-
 Но я чуждаюсь этаких затей.
 Хоть можно все изобразить превратно. 

 Да, я любезен с каждою иной -
 Готов отдать ей все, что пожелала,
 И лишь любовь я посвятил одной,-
 Все прочее так бесконечно мало.
 Зачем же Донна так строга со мной?
 Зачем меня услала с глаз долой?
 Ах, ждать любви душа моя устала! 

 Я шлю в Прованс привет далекий мой,
 В него вложил я и любви немало.
 Считайте чудом щедрым дар такой:
 Меня любовью жизнь не наделяла,
 Лишь обольщала хитрою игрой,-
 Овернец, правда, ласков был порой,
 Очей Отрада тоже обласкала. 

 Очей Отрада! Случаи мой чудной,
 Все чудеса - затмили вы собой,
 Вы, чья краса столь чудно воссияла!

"Чтоб стих вдохновенно звучал..."

^* ("Чтоб стих вдохновенно звучал..." - От глаз любопытных скрывал... - Для того чтобы обмануть соглядатаев, поэт старается навести их на ложный след; этот мотив встречается и у других трубадуров. Я Донну к отваге б призвал... - Прославление специфической "женской отваги" - тоже один из постоянных мотивов старопровансальской поэзии. Копье смертоносно метал// Пелей... - У легендарного царя Пелея (греч. миф.) было чудесное копье, наносившее незаживающие раны. Чтобы рана зажила, нужен был вторичный удар копьем; по больному месту. Бернарт сравнивает поцелуй возлюбленной с копьем Пелея, которое и ранит и залечивает им же нанесенные раны.)

 Чтоб стих вдохновенно звучал,
 Запомните, песен творцы:
 В любви им ищите начал,
 Любовью скрепляйте концы.
 Если конца я не знаю,
 Песни я не начинаю:
 К радостям прежде мечтанье зовет,
 Только потом пониманье придет. 

 Любовь я и радость познал,
 Но, словно добычу скупцы,
 От глаз любопытных скрывал,-
 Охочи болтать наглецы. 
 Я ж без конца и без краю
 Донну свою почитаю,
 И, повредить ей страшась наперед,
 Прежде раскрыть опасался я рот. 

 Но стал я хитер и удал,
 Молвы не страшны мне гонцы:
 Сам разум спасенье мне дал -
 Меня произвел во лжецы.
 Я пересказчиков стаю
 Сказочками угощаю.
 Мне эта ложь не в укор, не в зачет,
 Если от Донны позор отвлечет. 

 Гнусней не найдется нахал, 
 Чем наши злословы-глупцы: 
 О чем я тихонько вздыхал, 
 Звонят они, как бубенцы. 
 Я от досады сникаю,- 
 Им-то отрада какая? 
 Тайну другого пусть каждый блюдет, 
 В душу чужую свой нос не сует. 

 Я Донну б к отваге призвал,
 И струсят тогда наглецы,
 И пыльный злословия шквал
 Не бросит в нее ни пыльцы.
 Робость у донн презираю,
 Смелой я сердце вверяю.
 Злобных моих ненавистников сброд
 Скоро ль от зависти весь перемрет? 

 Копье смертоносно метал
 Целей, говорят мудрецы,
 Но тот же металл исцелял,
 Тогда оживали бойцы.
 Я ваши губы лобзаю -
 Сердце себе я терзаю.
 Ранено сердце - тоской изойдет,
 Только от вас исцеления ждет. 

 Я Донны милей не знавал,
 Признаюсь вам без хитрецы.
 Лица так прекрасен овал
 Что смолкли без дела льстецы. 
 В очи взгляну - утопаю, 
 Речи - в восторге впиваю. 
 Все в ней прелестно, все в плен нас берет,- 
 Равных ей нет! Не слепой же я крот. 

 Донна! Я вас величаю - 
 Навеличаться не чаю. 
 Кто же Отрадой Очей не сочтет 
 Ту, чьих достоинств никто не сочтет!

"Все зеленеет по весне..."

^* ("Все зеленеет по весне..." - ...Я в забытьи несвязных снов... - Многие трубадуры с удовольствием описывают свою способность отдаваться любовным мечтам, делающую их безучастными ко всему окружающему миру.)

 Все зеленеет по весне, 
 Все ждет цветения садов. 
 Ночами в свежей гущине 
 Не молкнет пенье соловьев. 
 Но хоть мила краса апрельских дней,
 А Донна, та - самой весны милей.
 Повсюду радость вешняя светла,
 Но свет любви затмить бы не могла. 

 И все ж, с собой наедине,
 Я в забытьи несвязных снов:
 Я не очнулся бы вполне,
 Сам став добычею воров! 
 Увы, Любовь, ведь ты меня сильней, 
 Нет у меня защиты, пожалей! 
 Пока моя погибель не пришла, 
 Ты б Донну покорить мне помогла! 

 Пред нею не хватает мне 
 Ни сил, ни смелости, ни слов. 
 А между тем я весь в огне: 
 Взгляну ль на блеск ее зрачков -
 И в восхищенье кинулся бы к ней,
 Да страх берет: та, что красой своей
 Лишь для любви назначена была,
 В любви и холодна и несмела. 

 Держусь покорно в стороне
 И молчаливо ждать готов,
 А в сердце, в самой глубине,
 Не замолкает страстный зов. 
 Ей и без слов он ясного ясней.
 Как быть со мною - ей самой видней:
 Порой она так ласкова, мила,
 Порой строга: молва людская зла! 

 Нет злости в детской болтовне, 
 Эх, знать бы чары колдунов, 
 В младенца бы по всей стране 
 Был каждый превращен злослов!
 Тогда бы Донна стала веселей,
 Живей - глаза, уста - еще алей.
 Да что уста! Вся стала бы ала
 От жадных поцелуев без числа. 

 Вот бы застать ее во сне 
 (Иль сне притворном) и покров 
 С нее откинуть в тишине, 
 Свой стыд и робость поборов! 
 Нам с вами, Донна, нужно стать ловчей,
 Чтобы не упускать таких ночей,
 Чтоб наконец любовь свое взяла,-
 Ведь юность не навеки расцвела. 

 С трусихой Донна наравне, 
 Коль после ласковых кивков 
 Твердит уныло о возне 
 И происках своих врагов. 
 Чушь! Ты глаза им отвести умей
 Лишь на другого из своих гостей.
 В такой уловке я не вижу зла:
 Ведь ласки мне бы Донна припасла! 

 Гонец мой! Мне грозит ее хула,
 Но все сказать не смею без посла!

"Дням пасхи каждый рад..."

 Дням пасхи каждый рад.
 Листвой оделся сад,
 А луг цветы пестрят.
 Расправив свой наряд, 
 И в честь любви услад
 Все песенки звенят,-
 Лишь у меня звучат
 Они на грустный лад. 

 Сеньоры, бросьте взгляд:
 Мне за любовь дарят
 Награду из наград -
 Коварства горький яд!
 А Донну я стократ
 Нежней любою, чем брат,
 И к ней мечты летят,-
 Мечтами я богат! 

 Немало я скорбел 
 И много бед терпел,- 
 Но в том лишь преуспел, 
 Что их стерпеть умел. 
 Хоть есть любви предел, 
 Его я одолел, 
 Пред Донной чист и бел. 
 Лукавить - донн удел! 

 Я с детства пламенел
 К той, без кого б коснел
 Среди житейских дел.
 За годом год летел,
 А я не охладел.
 Пускай я с ней несмел,
 В любви не преуспел,-
 Я б старость ей согрел. 

 Увы, зачем нужна
 Мне жизнь, когда она -
 Без той, чья белизна,
 Как первый снег, нежна?
 Мне радость не дана
 Быть с ней на ложе сна
 Иль в роще, где весна
 Господствует одна. 

 Для Донны грош цена
 Любви, что столь сильна:
 Мол, в том моя вина,
 Что страсть моя видна. 
 Вот так награждена
 Всей страсти глубина.
 Пусть Донна и скромна,
 Но скромность тут грешна! 

 Гадать нет больше сил,
 Вам мил я иль немил,
 И срок уж наступил,
 Чтоб тот, кто вам служил
 И вас одну любил,-
 Ваш поцелуй испил.
 Хоть дар сей вам претил,
 Но щедрость бы явил. 

 Взор Донны нежен был.
 Он ласку всем струил,
 И вдруг мой страстный пыл
 Его оледенил!
 Зачем же он манил?
 Зачем же отстранил,
 Едва лишь покорил?
 Теперь мечта - без крыл! 

 Очей Отраду чтил,
 Ей песни посвятил,-
 Я только этим жил -
 А то б мне мир постыл.

"У любви есть дар высокий..."

^* ("У любви есть дар высокий..." - В этой знаменитой кансоне описывается колдовская сила любви, преображающей весь окружающий мир так, что зимняя стужа превращается в праздник весны. Эта модификация "весеннего запева" была подхвачена многими трубадурами. Так кораблик... виден средь тумана... - Образ корабля или ладьи как символ мятущейся души - один из самых древних образов в мировой поэзия. Тристан (или - Тристрам) - герой одного из самых знаменитых в средние века романов о трагической любви, особенно хорошо известных нам во французской и немецкой версиях. Окситанская версия романа не была найдена, но трубадуры часто упоминают о Тристане и его возлюбленной Изольде.)

 У любви есть дар высокий - 
 Колдовская сила, 
 Что зимой, в мороз жестокий. 
 Мне цветы взрастила. 
 Ветра вой, дождя потоки - 
 Все мне стало мило. 
 Вот и новой песни строки 
 Вьются легкокрыло. 
 И столь любовь нежна,
 И столь любовь ясна,
 Что и льдины, как весна,
 К жизни пробудила. 

 Сердце страсть воспламенила
 Так, что даже тело
 И в снегах бы не застыло,
 Где кругом все бело.
 Лишь учтивость воспретила
 Сиять одежды смело,-
 Ей сама любовь внушила
 Крепнуть без предела.
 Любви мила страна,
 Что Донною славна,
 Не пизанская казна -
 Не в богатстве дело! 

 Донна пусть и охладела, 
 Но живу мечтая. 
 Ненароком поглядела - 
 Вот и рад тогда я! 
 Лечит сердце мне умело 
 Греза молодая, 
 Коль оно осталось цело, 
 От любви страдая. 
 Моей любви волна
 В любые времена
 Через Францию вольна
 Плыть, как песня мая. 

 Счастье мреет, обещая 
 Все, что мне желанно. 
 Так кораблик, чуть мелькая, 
 Виден средь тумана, 
 Где грозит скала седая 
 Бездной океана. 
 На душе тоска такая! 
 Счастье столь обманно...
 Моя любовь грустна,
 И я не знаю сна.
 Мне судьбина суждена
 Бедного Тристана... 

 Боже, взвиться бы нежданно
 Ласточкой летучей!
 Вот лечу к ней утром рано,
 Обгоняя тучи, 
 А она лежит, румяна, 
 Всех на свете лучше. 
 - Сжальтесь, Донна! В сердце рана - 
 Словно пламень жгучий! 
 Ах, как любовь страшна! 
 Коль Донна холодна, 
 То любовь напоена 
 Скорбью неминучей. 

 Но упрямы и живучи 
 Страстные желанья, 
 Их стремит порыв могучий 
 Через расстоянья. 
 Если ж выпадает случай, 
 Что мои стенанья 
 Вдруг сменяет смех певучий,- 
 Отдал сердцу дань я: 
 Ведь так любовь чудна, 
 Что радостью пьяна, 
 Хоть и в радости слышна 
 Горечь расставанья. 

 Спеши, гонец,- она
 Тебе внимать должна!
 Пусть польются письмена
 Песнею страданья.

"Нет зеленых сеней..."

 Нет зеленых сеней,
 Оголены сады,
 Но гляжу без пеней
 На осени следы.
 Что в любви весенней?
 Одних обид чреды!
 Донна все надменней -
 Красавицы горды!
 Прочь бы от мучений,
 Но все мы не чужды
 Тщетных обольщений,-
 И горше нет беды. 

 Знать, судьбина склонна
 Смеяться надо мной:
 Привечала Донна,
 Но стала вдруг иной -
 Смотрит отчужденно,
 И голос ледяной.
 Где же оборона
 Мне от печали злой?
 Бог не слышит стона
 Больной души людской.
 Видно, смерти лоно
 Одно мне даст покой... 

 Лживого мечтанья
 Рассеялся туман.
 Ждать ли состраданья?
 Ужель любовь - тиран?
 Грезе отдал дань я -
 И только впал в обман.
 Пил я упованья
 Губительный дурман!
 Но глушит рыданья,
 Всю боль сердечных ран
 Струн моих бряцанье - 
 Ведь я не плакать зван! 

 Был я не умнее
 Последнего глупца,
 Любоваться смея
 Красой ее лица.
 Той, кто всех милее,
 Не надо и льстеца -
 Зеркало сильнее
 Льстит Донне без конца.
 Тем смешней затея
 Безумного певца.
 Нож бы в лиходея,
 Зеркальных дел творца! 

 Если Донна милым
 Меня не хочет звать,
 Пусть не с прежним пылом -
 Должна хоть приласкать,- 
 И моя по жилам
 Взыграет кровь опять.
 Болтунам постылым
 Про нас не разузнать.
 Больше не по силам
 Мне счастья ожидать.
 Я дневным светилом
 Клянусь ей жизнь отдать! 

 Все же справедливо
 Покаялся бы я:
 Чересчур строптива
 Была любовь моя!
 Слишком торопливо
 Я кинул те края,
 Сам искал разрыва,
 Хоть слез ручьи лия.
 А теперь, не диво.
 Признаюсь, не тая,
 Что вдвойне тосклива
 Мне жизни колея. 

 Донна! Вы далёко!
 Я лишь одним живу:
 Во мгновенье ока
 К вам думой поплыву.
 Жду я только срока
 Свиданья наяву.
 Я грущу жестоко -
 Не слушайте молву!
 Петь вас - мне без прока,
 Но не прерву хвалу.
 Сердце без упрека -
 Залогом назову! 

 Сердце без упрека -
 Залогом назову:
 Жду лишь, Донна, срока
 Свиданья наяву!

Миниатюра из рукописного 'Псалтыря'. XII век