Освальд фон Волькенштейн (Перевод О. Чухонцева)
* ()
"Я за полночь слышу, как тянет прохладной травой..."
* ()
* * *
"Я за полночь слышу, как тянет прохладной травой
И ветер шуршит из предутренней мглы луговой,
Который, как я понимаю, зовется норд-остом.
Я, стражник,- послушайте! - я говорю вам: грядет
Рассвет из клубящейся чащи лесов и вот-вот
Заря разольется но кронам деревьев и гнездам.
Разносятся трели певцов из зеленых кустов -
Чижей, соловьев, долгоносиков, черных дроздов,
Долины и горы внимают их громкому пению.
И ежели кто-то в местечке укромном лежит,
Кто ночь удовольствию отдал, пускай поспешит -
Не время, не время любовному уединению!"
А дева спала непробудно в постели,
И юноша спал, не внимая совету,
И если бы птицы в листве не запели,
Они бы едва ли проснулись к рассвету.
И дева пустилась рассвет упрекать:
"Не можете ль вы, господин, подождать
И честь соблюдать, как положено по этикету!"
Накидочку белую быстро она подала
Возлюбленному и капризно рукой повела.
"Взгляни-ка на небо,- сказала,- не скоро ль светает?"
И юноша встал, и окно широко распахнул,
И только на небо, как дева просила, взглянул:
"О боже,- воскликнул,- и вправду рассвет наступает!"
Рассвет пробивался сквозь толщи невидимых сфер,
И в зареве ярком свой блеск потушил Люцифер,
Со светом теряя и чары свои, и заклятья.
И юноша деву привлек и вздохнул тяжело:
"Ах. душенька, и получаса еще не прошло,
Как мы неразлучно, казалось, смыкали объятья".
И вновь они стали стенать и молить,
Минуты вымаливать, млея от страсти,-
Как будто их хочет рассвет разлучить,-
И солнца боялись, и ждали напасти.
Она говорила: "Возлюбленный мой,
Останься минуту-другую со мной,
Пусть будет что будет, любимый, я вся в твоей власти!"
И в то же мгновенье пронзительно рог затрубил -
Увы, это стражник, очнувшись, приход возвестил
Восточного гостя в слепящем глаза одеянье.
И дева, увидев, как сделалось всюду светло:
"Ах, солнце,- воскликнула,- как ты некстати взошло,
Куда бы приятней ты было в закатном сиянье!
К чему, в самом деле, мне блеск ослепительный твой?
Достаточно было б мерцанья звезды голубой
На небе ночном, чтоб исполнилось неисполнимое!"
А юноша лишь рассмеялся: "Ах, радость моя,
И рад бы - да солнцу не властен приказывать я,
Любовью томясь, я тебя покидаю, любимая".
"Постой же,- взмолилась она,- подожди!
Ты видишь, и я, как в горячке, пылаю.
Ты душу мне вынул - так не уходи,
Побудь, я о большем уже не мечтаю!"
И разом прильнули... И что тут сказать?
И рук не могли... не могли оторвать.
"Прощай, моя радость, прощай... я тебя покидаю..."
"Оттаяло и сердце от тоски..."
* ()
* * *
Оттаяло и сердце от тоски,
Как только побежали ручейки
И снег слежалый облаком навис
Над Зейзеральпом брезжущим и Флакком.
Проснулись испарения земли,
И русло все потоки обрели,
Из Кастельрутта в Эйзак, вниз и вниз,
По склонам ниспадая и оврагам.
Я слышу, как пичуги по лесам
Вокруг Гауенштейна, там и сям,
Уже, прочистив горла, издают
Какие-то немыслимые трели
От "до" и вверх - все выше, выше - к "ля",
И так ноют, как будто вся земля,
Все голоса ее, весь гам и гуд,
По капельке слились в одной капелле.
Оттаяло и сердце от тоски,
Как только соловей из-за реки
С неделю после пахотных работ
У Матцена защелкал над лугами.
Четырежды я видел их обряд,
Где пара с парой, распушив наряд,
Как кошки, затевали хоровод
И пробовали землю коготками.
А вы, кто зиму просидел в норе,
Возрадуйтесь и вы своей поре,
Которую несет нам месяц май,
Оставьте ваши логова и норы!
Ищите каждый пастбище свое -
Ты, подъяремный скот, и ты, зверье,-
Для каждой твари сыщется свой край,
Где луг не мят и свет не застят горы!
"Ату их! - Лионгарт фон Волькенштейн..."
* * *
"Ату их!" - Лионгарт фон Волькенштейн,
И Освальд, и Георг фон Волькенштейн
Так сорвались, оставив Грейфенштейн,
Что смельчаки от страха дали деру.
Мы не дали опомниться врагам
И по горам прошли, как ураган.
К чему мечи и шлемы дуракам?
Что им в обузу, нам придется впору!
А их лачуги, утварь и зерно
С полями мы спалили заодно,
Ты, герцог Фридрих, наш должник давно,-
Так расплатись сполна по уговору!
От перестрелки звон стоял в ушах.
Вблизи Раубенштейна в камышах
Схватился кое-кто на бердышах
И был пробит болтом из арбалета.
Крестьяне из Сент-Йоргенской земли -
Канальи! - нас едва не обошли,
Но нам раубенштейнцы помогли -
Да будет верной выручка соседа!
Метание и гром, пальба и гам.
Мышиный треск пошел по чердакам.
А ну, на корм их красным петухам,
Живее, рыцарь, смерть или победа!
Уже зарнтальцы, йенцы, всякий сброд,
Спешили с гор, а мельтенцы в обход,
Но мы их силу в слабость обратили:
Коней поворотили - и вперед!
"Ну ладно, разойдемся спать!.."
* * *
Ну ладно, разойдемся спать!
Слуга, свечу! Да проводи нас,
Чтоб не споткнуться где неловко.
Еще мы можем постоять,
Как нас ни валит ночь-бесовка!
И если поп какой иль тать
Жен захотел бы испытать -
Вот началась бы потасовка!
Бокалы выше! Решено,
В бутылях капли не оставим,
Допьем, друзья, что не успели,
И над собой увидим дно!
Иль не мужи мы, в самом деле?
Иль в руки отдает вино?
А в ноги вступит - все равно:
Тычками, а пойдем к постели.
Куда спешить? Идем тишком.
Уж коли прямо в дверь не выйдем,
Так выйдем косо, как рубаки.
О, черт! Что тут? Ведро с песком.
Хозяин, где тебя собаки?..
Да мы свои. К чему тайком?
Два пальца в рот - и языком,
Как это делают поляки.
Пусть первый - головой вперед
Его тихонечко внесите -
Почиет, как на поле воин.
Кто богу славу воздает,
Тому и бог - так мир устроен!
А нас нелегкая несет.
Хозяин, осторожно: лед!
Держись, хозяин, пол неровен.
Теперь, пожалуй, вкусим сна.
Увидим, вправду ли, служанка,
Ты по перинам мастерица.
Солянка вышла солона,
Да соль не сор, как говорится.
Была и каша не жирна,
Да не оставлено вина,
Так что не следует браниться!
Плоская кровля в Новосибирске - низкие цены на сайте pkksib.ru
|