Иоганнес Хадлауб (Перевод Н. Гребельной)

^* (Предполагают, что это имя носил человек, поселившийся в начале XIV в. в Цюрихе. Жил в бедности, хотя, как явствует из его песен, был дружен с высокопоставленными лицами. В частности, он упоминает о Рюдигере II Манессе и его сыне Иоганне, прославляя собранную ими книгу сочинений миннезингеров. В песнях заметна тенденция к реалистическому изображению, в них отражены документально известные факты. Среди его песен - "осенние", пиршественные и крестьянские.)

"Ах, я без милой робко..."

 Ах, я без милой робко
 Томился много дней,
 Потом придумал ловко,
 Как объясниться с ней:
 В одежде пилигрима
 Стою я у дверей,
 Она из церкви мимо
 Спешит пройти скорей.
 В то тайное свиданье
 Мне удался мой план:
 Любовное посланье 
 Я сунул ей в карман. 

 Она, мне показалось,
 Решила в страхе так:
 "Видать, рехнулся малость!
 Чего хотел, чудак?"
 Ни жестом, ни устами
 Мне подан не был знак,
 И, как пристало даме,
 Прошла, ускорив шаг.
 Того ль я ждал немало,
 В неистовстве дрожа,
 Чтобы с письмом сбежала
 Святая госпожа! 

 С моим письмом что сталось,
 Узнать мне не дано:
 Хранимое, осталось
 Иль порвано давно? 
 Надеюсь, сердце милой
 Растрогало оно
 Тем, что с такою силой
 Любить мне суждено.
 Нет от нее ни взгляда,
 Ни слова с того дня...
 Увы, моя отрада,
 Ты ранила меня. 

 Я не решился к милой
 Гонца с письмом послать:
 А вдруг она не в силах
 Мне милость оказать,
 И тайную преграду
 Ей должно соблюдать.
 Ужель она пощаду
 Душе не может дать?
 Причиной вдруг не скромность,
 А гнев - все потому,
 Что верил в благосклонность?
 В чем дело, не пойму. 

 Она мне сердце ранит.
 Ах, как оно болит!
 Она его тиранит,
 Она его сверлит.
 При ране столь глубокой
 К ней радостью горит
 И госпоже высокой
 Остаться в нем велит.
 В том сердцу уступает:
 Послушно внутрь вошла.
 А сам я прочь ступаю.
 Но нет в ней вовсе зла. 

 Мне мнится, всем известно,
 Кто лучшая из дам.
 В моей груди ей тесно,
 Рвет сердце пополам.
 Чиста и миловидна,
 Внимает похвалам.
 Я так ее, как видно,
 Высоко ставлю сам. 
 Быть с ней не запретила,
 Но, сохранив предел:
 Все ж счастья не открыла,
 Которого хотел. 

 Увы! Моя отрада
 Уходит от меня.
 Но чувств крепка ограда:
 Умру, любовь храня.
 Чтоб сердце не узнало
 Блаженства с ней ни дня,
 Любовь вдруг болью стала,
 Лишенною огня.
 Все лучшее мне видно,
 Я чище с этих пор,
 Мне не знаком обидный
 За верностью надзор.