Литературный труд не в почете

Одной из причин, заставлявших некоторых авторов скрывать свое имя, были сословные предрассудки.

"Сочинительство", как назывался встарь труд писателя, да еще с получением за это платы, считалось занятием, недостойным высокопоставленных особ. Ведь любой труд слыл не приличествующим для" лиц благородного происхождения...

Поэтому многие, даже выдающиеся писатели XVII и XVIII вв., принадлежавшие к аристократическим кругам, издавали свои сочинения анонимно. Без подписи авторов вышли: "Размышления" герцога де Ларошфуко (1665), роман "Принцесса Клевская" г-жи де Лафайет (1678), "Характеры" де Лабрюйера (1688).

Не поставил своего имени в 1755 г. и маркиз Мирабо-старший на четырехтомном сочинении "Друг людей, или Трактат о населении", где впервые излагались идеи, легшие в основу политико-экономической теории физиократов. "Опасные связи" Шодерло де Лакло (1782) вышли под инициалами Ш*** де Л***.

Случалось, аристократы публиковали свои произведения от имени слуг. Так, Маре, герцог Бассано, министр иностранных дел при Наполеоне I, под сочиненным им либретто оперы "Джоконда" (1811) поставил имя своего секретаря - Этьен.

Особенно старательно соблюдали инкогнито члены правящих династий. Не был подписан именем Маргариты, королевы Наваррской, при первом издании (1558, уже после ее смерти) сборник ее новелл "Гептамерон", ставший одним из наиболее значительных явлений французской прозы XVI в. Свой трактат о шахматах (1616) курфюрст бранденбургский Август издал от имени некоего Селенуса.

Людовик XIV выдавал себя за скромного г-на Гренгодьера; Екатерина II помещала свои пьесы в сборниках "Российской Феатр" без всякой подписи. Ее современник, прусский король Фридрих II, резиденцией которого был дворец Сан-Суси в Потсдаме, подписывался Философ из Сан-Суси.

Члены семьи Николая I также "занимались" литературой. Соорник их произведений, под маскирующим названием "Муравейник. Литературные [!] листы, издаваемые неизвестным обществом неученых людей,", был выпущен в 1831 г. В. А. Жуковским, который в это время состоял воспитателем наследника. И стихи, и проза - все в этом сборнике было либо подписано инициалами, либо не подписано вовсе, либо вместо подписей авторов стояли звездочки.

Не было имени автора и на "Истории Юлия Цезаря", изданной во Франции в 1862 г. Лишь подпись "Наполеон" под предисловием давала понять, что этот роскошно изданный трехтомный исторический труд принадлежит перу французского императора.

Его брат, герцог де Морни, избрал псевдоним Сен-Реми, а внук короля Луи-Филиппа, герцог Шартрский, подвизался на литературном поприще под тем именем, под ним он вступил в армию, когда началась война 1870 г. с Пруссией, - Робер Лефор.

Под псевдонимом Кармен Сильва скрывалась румынская королева Елизавета; ее "Сказки" получили известность.

Эрцгерцог Вильгельм Габсбургский, которого в 1918 г. буржуазные националисты прочили на пост главы "самостийной Украины", в газете, выходившей в Вене на украинском языке, подписывался Василь Вышиванный...

Анонимно или под псевдонимами и криптонимами (впрочем, довольно бесхитростными) печатали свои литературные произведения многие русские аристократы.

Приближенная Екатерины II, княгиня Е. Р. Дашкова, возглавлявшая Российскую Академию (научный центр по изучению русского языка и словесности), подписывалась К. Д. и К. Е. Р. Д., а также Благородная россиянка. Княжна Е. В. Щербатова в журнале "Приятное и полезное препровождение времени" (1798) ставила подпись К-а К-а (Катенька) Ща.

Князь А. М. Белосельский-Белозерский свои французские стихи (1789) выпустил за подписью Un prince etranger, т. e. Иностранный князь. На французском же языке издал князь П. И. Голенищев-Кутузов "Стихотворения одного русского" (1811). Писать по-русски все эти князья, как видно, гнушались, да и не были приучены...

Князь А. А. Урусов научный труд "Опыт естественной истории, заключающий в себе первую часть оной, т. е. орнитологию, содержащую описание всяких земель, мелов, глин, песков, камней, солен, сер, смол, полуметаллов и протчего" (1780), подписал К. А. У.

Совсем не указывая своих имен, издали: княжна Е. С. Урусова - поэму "Полион, или Просветившийся нелюдим" (1774), князь И. Гагарин - очерки путешествия по Финляндии (1809).

Князь В. Ф. Одоевский, один из организаторов Общества любомудрия, свои "Пестрые сказки с красным словцом" (1833) выпустил как "собранные Ирипеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В. Безгласным". Он подписывался также Плакун Горюнов, Доктор Пуф и т. д., всего у него было около 60 псевдонимов.

Интересна литературная биография графини Е. И. Ростопчиной, оставившей след в творчестве Лермонтова. В его мадригале "К Додо" ("Умеешь ты сердца тревожить...") упоминается о первом стихотворении юной поэтессы "Талисман". Оно было напечатано в "Северных цветах па 1831 г.", без ее ведома, за подписью Д...а, т. е. Дунечка. С 1834 г. она подписывалась Р-а, а также гр. Е. Р-на и Ясновидящая. В 1841 г. ее стихи вышли отдельной книгой с ее полным именем; их похвалил Белинский.

В 1846 г. Ростопчина анонимно напечатала в "Северной пчеле" цикл стихотворений, в числе которых была "рыцарская баллада" под назвапием "Насильный брак". Диалог между старым деспотом-бароном и его несчастной, но гордой женой, выданной за него замуж против ее воли, был аллегорией на отношения между Россией и Польшей. В завуалированном виде Ростопчина резко осуждала политику царского правительства:

Он говорить мне запрещает 
На языке моем родном! -

жалуется баронесса.

Я предана, я продана, 
Я узница, а не жена! 
... Послал он в ссылку, в заточенье 
Всех верных, лучших слуг моих; 
Меня же предал притесненью 
Рабов-лазутчиков своих. 
Позор, гоненье и неволю 
Мне в брачный дар приносит он, 
И мне же ропот запрещен...

Эта баллада была написана Ростопчиной в Италии, когда она прочла ее находившемуся в Риме Гоголю, тот сказал: "Пошлите это без имени в Петербург - не поймут и напечатают"¹. Ростопчина последовала его совету. И действительно, баллада появилась в "Северной пчеле" со следующим примечанием от редакции: "...с удовольствием печатаем произведения особы, которую не смеем назвать по имени, не дерзаем даже определить пола и звания, хотя пиитическое дарование этой особы уже давно высоко оценено всеми истинными литераторами, всеми просвещенными любителями изящного".

¹ (Берг Н. Воспоминания о Н. В. Гоголе, - "Русская старина", 1872, № 1, с. 122)

Далее приводятся выдержки из письма Ростопчиной в редакцию:

"Прошу вас не выставлять моего имени и даже заглавных букв; ничто не изобличает, кем стихи писаны женщиной или мужчиной, и мне хочется знать, узнают ли меня под маской инкогнито некоторые друзья, может быть, слишком снисходительно судившие о подписанных мною стихах"¹.

¹ ("Северная пчела", 1846, № 284)

Когда аллегорию расшифровали (прежде всего в заграничной печати), разразился громкий скандал. Шеф жащцармов граф Орлов затребовал объяснений у издателей "Северной пчелы" Булгарина и Греча; те в раболепных письмах просили извинения за свою недальновидность. "Признаюсь, я полагал, что сочинительница, живя врозь со своим мужем, описывает собственную участь" - оправдывался Греч¹. Номер газеты был конфискован; разгневанный Николай I велел не принимать Ростопчину во дворце. Вскоре, однако, она вернула себе благоволение царя, перейдя в лагерь реакции и написав стихотворный пасквиль на Герцена.

¹ (Киселев В. Поэтесса и царь. "Русская литература", 1965, № 1, с. 148)

Романы графини Е. В. Салиас де Турнемир выходили за скромной подписью Евгения Тур, а очерки "Москва и москвичи" она подписала В. Сухарев.

Сын писательницы рассказывает, как его мать выбрала себе псевдоним:

"Говорили, что "Евгения Тур" есть вывороченное Тургенев". По простой случайности это действительно так, и анаграмма получается почти полная. Однако никакой подкладки здесь нет; все россказни о романе моей матери с Тургеневым - совершенный вздор. Мою мать звали Елизаветой, но она безумно любила имена "Евгений" и "Евгения". Она была страстная поклонница Пушкина и, в частности, "Онегина". Отсюда и я зовусь Евгением... А дело с ее псевдонимом обстояло так: имя Евгения" взяли без дальних разговоров. Потом стали искать фамилию. "Евгения Саль" - сокращение от "Салиас", но "саль" по-французски - грязный, некрасиво. "Евгения Льяс" - не звучно, "Евгения Немир" - длинно... И всем понравилось: "Евгения Тур""¹.

¹ (Измайлов А. Литературный Олимп. М., 1911, с. 431)

Этим именем графиня Салиас де Турнемир и подписывалась в течение всей своей литературной деятельности - около 40 лет. Ее перу принадлежат многочисленные, но давно и прочно забытые романы и повести.

Не раз причиной появления псевдонима было нежелание родных автора видеть свою фамилию в печати, выставлять ее напоказ - нежелание, продиктованное господствовавшим некогда убеждением, что профессия литератора не может обеспечить ни достойного положения в обществе, ни хорошего заработка. То ли дело профессии: священник, коммерсант, чиновник, военный или хотя бы врач, ученый! В старину "сочинители" ставились на одну доску с бродячими комедиантами, чье занятие казалось предосудительным всем добропорядочным буржуа, не говоря уже об аристократах.

В результате этого такие великие писатели, как Мольер и Вольтер, были в свое время вынуждены вступить на литературное поприще не под теми фамилиями, какие они унаследовали от отцов; их прославленные имена являются псевдонимами.

Отец Мольера, придворный обойщик и камердинер Поклен, надеялся передать эту должность своему сыну Жану-Батисту, но тот с юных лет пристрастился к театру. Вопреки воле отца он вступил в труппу актеров, однако под другой фамилией, чтобы не позорить отцовскую. Откуда он взял фамилию Мольер, с достоверностью сказать нельзя. Ее носил один второстепенный писатель, умерший, когда Жану-Батисту не было и года. Возможно, это был "бродячий псевдоним" в театральных и музыкальных кругах; а может быть, труппа, гастролируя в провинции, побывала в местечке Мольер - есть несколько таких во Франции - и его название понравилось будущему автору "Тартюфа".

Королевскому казначею, нотариусу Аруэ тоже хотелось, чтобы его сын Франсуа-Мари пошел по его стопам и сделался юристом. Тот не стал придумывать себе другую фамилию, а ограничился тем, что переставил буквы в словах "Аруэ младший" - "Aronet I. j.". Так получился псевдоним Voltaire. По другой версии, это имя связано с названием деревушки Вольтерр.

И в России лица, сделавшие литературный труд своей профессией, были не в почете; особенно сторонились их в так называемом высшем обществе.

Известно, что мать Н. Н. Гончаровой очень неохотно дала согласие на брак своей дочери с "сочинителем", как та наивно называла своего жениха. Но сам Пушкин не видел в литературном заработке ничего зазорного. Он писал в 4822 г. П. А. Вяземскому: "На конченную свою поэму я смотрю как сапожник на пару своих сапог, и продаю с барышом". Об этом же он писал Вяземскому в 1824 г.: "Я пишу для себя, а печатаю для денег", и С. Соболевскому в 1827 г.: "Здесь в Петербурге дают мне ... 10 рублей за стих, а у вас в Москве хотят меня заставить даром... да еще говорят: он богат, черт ли ему в деньгах. Положим так, но я богат через мою торговлю стишистую, а не прадедовскими вотчинами"¹.

¹ (Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10-ти т., т. 9. М., 1962, с. 63, 92, 267 - 268)

Однако считалось, что дворянину полагается жить только на доходы со своих вотчин. Баловаться сочинительством можно от нечего делать; но сочинять за деньги фи! В 1836 г. в "Московском наблюдателе" С. Шевырев выразил мнение, что "за литературный труд получать вознаграждение стыдно".

Мать Тургенева, богатая помещица, также была против того, чтобы ее сын печатался. Она утверждала: "Дворянин должен служить и составить себе карьеру и имя службой, а не бумагомаранием. Да и кто же читает русские книги?"¹ Сама она, по свидетельству современников, и читала, и писала, и говорила, и даже думала только по-французски: русский язык в помещичьей среде считался годным лишь для того, чтобы отдавать приказания челяди...

¹ (Житова В. Воспоминания о семье И. С. Тургенева. Тула, 1961, с. 67)

Что касается платного литературного труда женщин, то сто лет тому назад он считался чуть ли не позорным. Характерно в этом отношении начало литературной биографии А. В. Корвин-Круковской, старшей сестры знаменитой С. В. Ковалевской. Они были "генеральскими дочками"; их отец, родовитый помещик, отличался консервативными взглядами и деспотическим характером. Втайне от него 20-летняя Анна стала пробивать себе дорогу к самостоятельной жизни. Достоевский одобрил ее рассказы, напечатал их в своем журнале "Эпоха" (1864). О том, чтобы автор подписался своей фамилией, не было и речи, а вдруг журнал попадется на глаза отцу? Для сугубой конспирации Анна решила принять мужской псевдоним, кому придет в голову, что Юрий Орбелов (а еще лучше Ю. О-в) - дочь генерала Корвин-Круковского? Но когда Достоевский прислал молодой писательнице гонорар (на имя ключницы), все раскрылось. Как рассказывает С. В. Ковалевская в "Воспоминаниях детства", отец чуть не умер па месте от стыда и отчаяния: его дочь переписывается с незнакомым мужчиной! Мало того, получила от него деньги! Какой позор! В порыве гнева он сказал ей: "Сейчас ты продаешь свои повести, а придет, пожалуй, время, и себя будешь продавать!"¹

¹ (Ковалевская С. В. Воспоминания детства. М., 1960, с. 99)

Впоследствии А. Корвии-Круковская, выйдя замуж за француза Жаклара, посвятила свою жизнь делу социализма, перевязывала раненых на баррикадах Парижской коммуны и первая перевела на русский язык "Гражданскую войну во Франции" К. Маркса.

Даже много позднее, на рубеже XX в., на "пишущую братию" в верхах русского общества смотрели косо, а для властей предержащих принадлежность к ней уже свидетельствовала о "неблагонадежности". Когда в связи с первой всероссийской переписью населения (1897) составили перечень профессий ("роспись занятий"), то такие литераторы, как переводчики, были отнесены к "лицам неопределенных занятий", в число которых, согласно этой "росписи", входили:

а) переписчики, чертежники, переводчики, составители прошений;

б) бродячие музыканты, певцы, акробаты;

в) нищие, бродяги, странники, богомолки, гадалки¹.

¹ (Материалы 1-й всероссийской переписи 1897 г., т. II, табл. XX)

Такое отношение к литературному труду было одной из причин обилия псевдонимов в русской литературе. И даже в близкие к нам времена встречаются случаи, когда появление псевдонима было связано с нежеланием родных автора, чтобы он выступал в печати под их общей фамилией.

Так, сын московского профессора математики Б. Н. Бугаев, решив, будучи еще студентом, напечатать в 1901 г. свои стихи, встретил противодействие со стороны отца. Вот почему он вступил на литературную стезю как Андрей Белый - имя, под которым стал впоследствии известен как один из столпов русского символизма.

Но отчего именно Белый, именно Андрей? Нет ли в самом выборе какой-нибудь символики? Нет: Борис Бугаев не сам придумал себе это литературное имя. Он рассказывает: "В этом псевдониме я неповинен: его придумал М. С. Соловьев, руководствуясь лишь сочетанием звуков, а не аллегориями. Я, ломая себе голову над псевдонимом, предложил нравящийся мне "Борис Буревой", но М. С., рассмеявшись, сказал: "Когда потом псевдоним откроется, то будут каламбурить: "Буревой - Боривой". И придумал мне Андрея Белого"¹.

¹ (Белый А. На рубеже двух столетий. М. - Л., 1931, с. 489)

Неудобно было выступать под своим именем па литературном поприще и тем лицам, чья основная профессия не имела ничего общего с литературой.

Когда фра Габриель Тельес, соотечественник и современник Сервантеса, напечатал первые свои произведения, цензура указала ему, что монаху не приличествует писать пьесы. Вынужденный придумать себе псевдоним, он вошел в историю литературы как Тирсо да Молина (Тирсо с мельницы).

Особам духовного звания полагалось писать не романы, а богословские трактаты, и аббат Прево знаменитую "Историю Манон Леско и кавалера де Грие" (1731) издал без подписи. По словам А. Франса, Прево, зарывшись в пыли монастырской библиотеки, писал труд по истории церкви, а по вечерам в тиши своей кельи, чтобы отдохнуть от надоевшей латыни, "сочинял роман, или, вернее, двадцать романов, ибо "Записки знатного человека содержат такое количество приключений, что их хватило бы на двадцать романов с самостоятельной завязкой и развязкой"¹. "История Манон Леско" (написанная позже, в Лондоне, куда Прево эмигрировал из-за преследования монастырских властей) является продолжением этих "Записок". Во Франции власти приказали изъять и сжечь эту книгу как "оскорбляющую мораль".

¹ (Франс А. Приключения аббата Прево. - Сочинения, т. 8. М., 1960, с. 389)

Священником был и Лоренс Стерн, видный английский писатель. Поэтому его книга "Жизнь и мнения Тристама Шенди, джентльмена" (т. I, 1759) вышла без подписи автора, скромного сельского викария в деревне Саттон близ Йорка.

Авторам-офицерам, авторам-чиновникам, авторам-дипломатам грозили служебные неприятности, если они без разрешения начальства выступали в печати под своим именем.

Поэтому повести декабриста А. А. Бестужева выходили под псевдонимом Марлинский (по названию дворца Марли в Петергофе, где стоял полк Бестужева в бытность его офицером), а поэму "Андрей, князь Переяславский" он, будучи уже разжалован в солдаты, издал без всякой подписи. Марлинский одно время пользовался большим успехом как романист; в нем, по словам Белинского, "думали видеть Пушкина прозы"¹. В том же году, что и Пушкин, он был убит в бою с горцами на Кавказе.

¹ (Белинский В. Г. Полное собрание сочинений, т. 4. М., 1954, с. 28)

Когда потомок крымских ханов Султан-Газы-Гирей, служивший в русской армии, напечатал в первом номере пушкинского "Современника" (1836) очерк "Долина Аджитугай" за своей подписью, шеф жандармов генерал Бенкендорф указал цензорам, что без разрешения начальства ни один офицер не имеет права помещать в печати свои литературные труды.

Другой современник Пушкина, А. А. Перовский, служил попечителем учебного округа. Его романы, из которых особенно известна "Монастырка", выходили за подписью Антоний Подорельский (по названию его имения Погорельцы).

Под псевдонимом Un Russe (Один русский) укрылся автор вышедшего в 1826 г. в Лондоне на французском языке "Обзора внутреннего положения Соединенных Штатов Америки и их политических отношений с Европой". В этой книге давалась положительная оценка американской демократии и резкий отзыв о рабстве. Автор, П. И. Полетика, был русским послом в Вашингтоне. Ясно, что он не мог подписать своим именем книгу, косвенно осуждавшую крепостничество.

Когда в 1830 г. перевод одной из глав этой книги появился в "Литературной газете" за подписью автора, то высказывания о рабстве были искажены и смягчены. Например, в оригинале стояло: "Там, где законы разрешают рабство и даже покровительствуют ему, неопрятность неистребима, ибо она - неизбежное следствие сего социального бича"¹, а в "Литературной газете": "Там, где законы разрешают рабству неопрятность еще больше - она необходимое следствие сей социальной болезни".

¹ (P. Poletica. Aperςu de la situation intérieure des Etats-Unis d'Amérique et de leurs rapports politiques avec l'Europe, par un Russe. Londres, 1826, p. 134 - 135. (Автор установлен по изд.: Barbier A. Dictionnaire des ouvrages anonymes, t. I, col. 228.))

Французский посол в Китае и Японии Жерар воспоминания о прусском дворе, где он начал свою деятельность, выпустил от имени графа Базиля.

С. Т. Аксаков служил цензором, а затем инспектором и директором Межевого института; поэтому он избегал подписываться своей фамилией. Под его "Письмами из Петербурга" в "Московском вестнике" (1828) стояло Л. Р. Т., т. е. Любитель русского театра. А под статьями в "Молве" (1833 - 1835), где провозглашались принципы реалистического и демократического театрального искусства, Аксаков, перу которого эти статьи, по всему вероятию, принадлежали, поставил П. Щ. - инициалы своего близкого друга, профессора Щепкина.

Служебное положение (вице-губернатор, председатель казенной палаты) не позволяло подписываться собственной фамилией и М. Е. Салтыкову. Вот почему великий русский сатирик прикрылся именем вымышленного надворного советника Н. Щедрина. Сын писателя рассказывает об этом: "Мало кому известно, отчего отец избрал себе псевдонимом фамилию "Щедрин". Дело обстояло так: ему, когда он состоял еще па государственной службе, намекнули на то, что неудобно подписывать труды своей фамилией. И вот ему пришлось подыскивать себе псевдоним, причем ничего подходящего он подобрать не мог. Моя мать предложила ему избрать псевдонимом что-нибудь подходящее к слову "щедрый", так как в своих писаниях он был чрезвычайно щедр па всякого рода сарказмы. Отцу понравилась идея жены, и с тех пор он стал именоваться Щедриным"¹.

¹ (Салтыков К. М. Интимный Щедрин. М. - Пг., 1923, с. 63 - 64)

Есть, впрочем, и другие версии: это прозвище носили некоторые крепостные, принадлежавшие родителям Салтыкова; возможно, что была использована фамилия казанского старообрядца, купца Т. Щедрина или одного из вятских знакомых писателя; наконец, этот псевдоним связывают со словом "Щедрина" - след от оспы, и предполагают, что здесь таился намек на язвы, безобразившие лицо царской России.

Миллионер М. А. Морозов роман "В потемках" (1895), где он вывел самого себя и свою жену, подписал М. Юрьев, чтобы не повредить своему положению в купеческом Мире. Эту же фамилию он ставил под дилетантскими историческими грудами.

Впрочем, для критиков настоящее имя автора нс было тайной, и один из них назвал сочинения Морозова "коленкоровой литературой", намекая на то, что у автора была ткацкая фабрика.

В царской России студента или гимназиста за выступление в печати могли исключить из учебного заведения. Этим объясняется отсутствие фамилии Н. А. Добролюбова под его первыми статьями в "Современнике". Автор учился тогда в педагогическом институте, директором которого был И. И. Давыдов, отъявленный реакционер и бюрократ; группу студентов, отважившихся на борьбу с ним, возглавлял именно Добролюбов.

Когда летом 1856 г. он принес редактору "Современника" Чернышевскому свою статью, тог сразу понял, что участие в журнале может погубить студента, и без того уже бывшего на плохом счету у начальства, и сказал ему: "Дело выходит неприятное и для вас, и для меня, нуждающегося в товарище по журнальной работе. Эту статью мы, так и быть, поместим; одну статью можно утаить от Давыдова. Но больше не годится вам ничего писать в "Современнике" до окончания курса. Если бы Давыдов узнал, что вы пишете в "Современнике", то беда была бы вам. Итак, когда кончите курс и станете независимы от Давыдова, тогда и начнете постоянно писать для "Современника", а пока - нельзя"¹.

¹ (Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений, т. 1. М., 1939, с. 756)

Вот почему первые статьи великого русского критика в журнале, который возглавлял Чернышевский, были напечатаны: одна - без всякой подписи, а другая - под псевдонимом Лайбов, составленным из последних слогов имени и фамилии Добролюбова. А в "С.-Петербургских ведомостях" в том же 1856 г. он подписал заметку своими именем и отчеством, выдавая последнее за фамилию: Николай Александрович.

Особенно преследовалось "сочинительство" в военноучебных заведениях. В I кадетском корпусе было в 1824 г. приказано давать по 25 розог каждому кадету, замеченному в сочинении прозы, и по 50 розог - за стихи. Поэзия, таким образом, считалась вдвое более криминальной.

Когда А. И. Куприн, будучи 19-летним юнкером Александровского военного училища, напечатал с помощью поэта Л. Пальмина в "Русском сатирическом листке" рассказ "Последний дебют", подписав его Ал. К-рин, то его, как он вспоминает, "посадили па двое суток в карцер и под угрозой исключения из училища запретили впредь заниматься недостойным будущего офицера бумагомаранием"¹. Впоследствии Куприн красочно описал этот случай из своей жизни в рассказах "Первенец" и "Типографская краска". Упомянутый рассказ стал дебютом молодого автора, которого не огорчил ни арест, ни даже то, что по недосмотру наборщиков его подпись из Ал. К-рин была переделана на А. Н. Крин...

¹ (Куприна-Иорданская М. К. Годы молодости. М., 1966, с. 88)

К. Г. Паустовский еще не успел окончить гимназию, когда принес в прогрессивный киевский журнал "Огни" свой первый рассказ под названием "На воде". Это было в 1912 г. "Вы подписали рассказ настоящей фамилией? - спросили юного автора. - Да. - Напрасно! Наш журнал - левый, а вы - гимназист. Могут быть неприятности, придумайте псевдоним"¹. Паустовский последовал этому совету и дебютировал в печати под именем К. Балагин, к которому впоследствии больше не прибегал.

¹ (Паустовский К. Г. Сочинения, т. 3. М., 1957, с. 273)

Школьником был и чилиец Нефтали Рейес, когда его первые стихи появились в городской газете. Он не решился подписать их своей фамилией, опасаясь, как бы строгий отец, увидев плоды его музы, не сказал: "Так вот отчего у тебя двойки по математике!" И юноша поставил под стихами: Пабло Неруда, взяв фамилию чешского классика прошлого века Яна Неруды, чей рассказ "У трех лилий" ему очень нравился. Псевдоним стал постоянной литературной фамилией этого выдающегося представителя латиноамериканской поэзии.

Иногда псевдоним не помогал автору избежать репрессий. Так, офицеру французского флота Жюльену Вио, писавшему под именем Пьер Лоти, пришлось выйти в отставку из-за того, что в своих романах, несмотря на их тенденциозность и прославление "культуры белого человека", он невольно приподнял краешек завесы над преступлениями колониализма.

Совмещение профессий литератора и врача, литератора и ученого, литератора и инженера встречается нередко. Не раз в этих случаях писатель в жизни носил одну фамилию, а под своими произведениями ставил другую.

Автор "Записок врача" В. В. Вересаев (настоящая фамилия которого была Смидович) первое время писал под псевдонимом Викентьев, образованным из его отчества. Лишь через семь лет после своего литературного дебюта он подписал очерки о горняках Донбасса (1892) "Подземное царство" новым псевдонимом. "Долго я его отыскивал, - вспоминает он, - и, наконец, в одном рассказе П. Гнедича натолкнулся на фамилию "Вересаев" - красиво и не претенциозно"¹.

¹ (Вересаев В. В. Сочинения, т. 4. М., 1948, с. 396)

Профессор зоологии, исследователь фауны Белого моря Н. П. Вагнер издал за подписью Кот-Мурлыка семь томов романов, повестей и рассказов. Большой популярностью пользовались "Сказки Кота-Мурлыки", выдержавшие много изданий. Другой русский профессор, филолог Р. Ф. Брандт, свои басни печатал от имени Ореста Головнина. В 1910 г. они вышли отдельной книгой.

Есть такие примеры и в зарубежной литературе. Английский ученый Чарльз Доджсон был преподавателем математики; сочинение сказок для детей отнюдь пе являлось его главным занятием. Вот почему научные труды он подписывал своей настоящей фамилией, а прославившие его книги о приключениях Алисы в стране чудес (1865 и 1871) выпустил от имени Льюиса Кэрролла.