То скромность, то нарочитость

В Будапеште, перед замком Вайдахуньядь, есть памятник: бронзовая фигура старика, который сидит, погруженный в глубокую задумчивость, держа в левой руке свиток пергамента, а в правой - гусиное перо. На постаменте высечено лишь одно слово: ANONYMUS.

Это - памятник писателю, чье имя осталось неизвестным, хотя его творение до нас дошло, - автору древнейшей венгерской исторической хроники "Gesta hungarorum" ("Деяния венгров"). Живший в XII в. при дворе одного из венгерских королей, этот летописец на латинском языке (так как он был, по всей вероятности, монахом) описал историю возникновения венгерского государства, подвиги Арпада и других вождей мадьяр, приведших в конце IX в. это племя в плодородную долину Дуная, где оно и осело.

Имя автора "Деяний венгров", конечно, было известно, но с течением веков забылось, и черты лица летописца на памятнике, воздвигнутом в его честь, - лишь плод творческой фантазии скульптора.

Неизвестно также настоящее имя автора самой древней из дошедших до нас польских хроник, написанной в начале XII в. другим монахом, тоже на латинском языке. Иностранец, для которого Польша стала второй родиной, он вошел в литературу под именем Галл Аноним, т. е. безымянный, галл. Находясь при дворе короля Болеслава III Кривоустого, он изложил в своей хронике историю Польши, исходя из древних народных преданий о возникновении династии Пястов. В предисловии автор называет себя "изгнанником", "странником" и говорит, что пишет свой труд с целью "не есть даром польский хлеб". Судя по прозвищу, он был французом.

Остался неизвестным и автор "Летописи Самовидца" (т. е. очевидца). В ней описаны события, происходившие в Малороссии в течение второй половины XVII в. Ни один из дошедших до нас списков этой рукописи не содержит указаний на личность автора; можно лишь предполагать, что он был сотрудником войсковой канцелярии при нескольких украинских гетманах.

А теперь взглянем на другое анонимное литературное произведение. Это - тоненькая брошюрка небольшого формата, в серой обложке, изданная в Москве в 1921 г. Фамилия автора не указано, а названием служит число, напечатанное крупными цифрами: "150 000 000".

Так выглядела первая публикация поэмы Маяковского, начинавшейся строкой: "150 000 000 - мастера этой поэмы имя".

Автор, как бы создавая анонимный эпос, с умыслом не поставил своей фамилии. Ведь главное - не то, кем написано, а то, о чем и как написано. В автобиографии "Я сам" он упоминает: "Печатаю без фамилии, хочу, чтобы каждый дописывал и лучшил. Этого не делали, зато фамилию знали все"¹.

¹ (Маяковский В. В. Полное собрание сочинений, доп. т. М., 1938, с. 27)

Порой в предисловии писатель сам рассказывал о причине, побудившей его выпустить свое произведение без подписи или под вымышленной фамилией. Шарль Монтескье во введении к "Персидским письмам" (1721) пишет: "Я ставлю условием, чтобы имя мое пребывало в неизвестности; если оно откроется - я умолкну. Хватит недостатков самой книги; зачем же мне подставлять под огонь критики еще и свои собственные недостатки? Ежели выяснится, кто я таков, - скажут: "Эта книга не вяжется с его характером", "он мог бы употребить свое время лучшим образом", "это недостойно серьезного человека". Критики, как всегда, не преминут сделать подобные замечания, ибо для этого не требуется большого ума"¹.

¹ (Монтескье Ш. Персидские письма. М., 1956, с. 28 - 29)

Однако отсутствие фамилии автора (особенно если книга имела успех) порой не мешало читателям знать, кому книга принадлежит: эти сведения тем или иным путем просачивались. Так произошло и с Монтескье: в 1751 г. вышел памфлет аббата Готье ""Персидские письма", уличенные в безбожии", где вскрывался подлинный характер этого произведения, направленного против ортодоксального католицизма и суеверий. Обеспокоенный нападками, Монтескье в последующих изданиях "Персидских писем" попытался отвести обвинения, ссылаясь на то, что инкриминируемые высказывания о религии принадлежат вовсе не ему, а тем персам, героям книги, которых он упорно продолжал выдавать за лиц, существовавших в действительности.

Иногда своя фамилия казалась автору, слишком обыденной или недостаточно благозвучной, и он заменял ее более или менее изысканным псевдонимом. Так появились: юмористка Тэффи (Н. А. Бучинская), граф Амори (автор бульварных романов И. Рапгоф). Лидия Чарская была Чуриловой, поэт Валентин Горянский - Ивановым. Поликсена Соловьева, хотя ее фамилия была вполне подходящей для поэтессы, избрала в качестве литературного имени музыкальный термин Allegro.

Претенциозные, вычурные псевдонимы были в ходу особенно среди декадентов. Л. Л. Кобылинский избрал псевдоним Эллис, С. С. Петров - Грааль Арельский. Поэт В. Н. Соловьев подписывался Вольдемар Люсциниус, т. е. светозарный (лат.), Н. М. Преображенский - Неол Рубин.

С таких же красивых псевдонимов начали свой творческий путь некоторые советские писатели. Так, Н. Н. Панов, будущий автор повестей о военных моряках, первые рассказы и стихи подписывал Дир Туманный.

Впрочем, неблагозвучие автонима иногда делало его замену оправданной. Разве могли иметь успех книги, подписанные: Сопляков, Заика, Зевалкин, Локоть, Нос, Крысько, Блошкин, Башмак, Пупко, Пузик и т. д.? Вместо этих анекдотических, но подлинных фамилий появились подписи: К. Буревой, С. Мирский, П. Замойский (один из первых советских беллетристов, автор романа "Лапти"), Яков Баш, Мальцев и т. д.

Подчас автоним вызывал нежелательные ассоциации. По этой причине, например, поэт Д. М. Цензор подписывался Дмитрий Ц. Немецкий писатель-импрессионист Р. Энглендер принял псевдоним Альтенберг, так как его фамилия по-немецки означала "англичанин".

Иоганн Гутенберг, изобретатель книгопечатания в Европе, по отцу был Генсфлейш, что значит "гусиное мясо", и предпочел фамилию матери.

Иногда автор бывал лишен возможности носить фамилию отца, ибо являлся незаконнорожденным. Так, внебрачный сын князя И. Трубецкого носил усеченную фамилию Бецкий. Он стал при Екатерине II выдающимся деятелем на ниве просвещения, основал Смольный институт для "благородных девиц", был первым Президентом Российской Академии художеств, написал "Краткое наставление о воспитании детей от рождения до юношества".

Усеченную же фамилию Пнин носил сын князя Н. Репнина. Он также был видным общественным деятелем, президентом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Его перу принадлежит "Опыт о просвещении относительно к России" (1804), дважды запрещавшийся цензурой за резкую критику крепостного права.

А. И. Герцен носил придуманную его отцом, богатым помещиком И. А. Яковлевым, фамилию (от немецкого Herz - сердце; матерью Герцена была немка, Луиза Гааг).

Филолог и переводчик А. Х. Востоков был внебрачным сыном графа Остен-Сакена; придуманную для него фамилию "Остенек" он сам переменил на близкую по звучанию и смыслу русскую фамилию Востоков (Osten по-немецки - восток).

Поэт А. А. Фет, хоть был усыновлен помещиком Шеншиным, носил фамилию своей матери, Шарлотты Фет. Фельетонист В. М. Дорошевич, внебрачный сын артистки Соколовой, брошенный ею на произвол судьбы, был усыновлен московским приставом Дорошкевичем и лишь слегка изменил фамилию приемного отца.

Некоторые авторы заменяли свою фамилию псевдонимом, или меняли псевдоним на другой, или совсем не подписывались лишь тогда, когда выступали в литературных жанрах, обычно им не свойственных.

Так, Марк Твен, выпуская свою книгу о Жанне д'Арк (1895), был уже известным юмористом; читатели искали в его книгах прежде всего смешное. Между тем на этот раз он написал вещь, в которой не было и тени юмора; вот почему он опубликовал ее в журнале "Хэрпере мэгэзин" без подписи. Он сам рассказывает об этом: "То, что идет за моей подписью, никогда не будет принято всерьез. Людям всегда хочется смеяться над тем, что я пишу, и они бывают разочарованы, если не находят у меня шуток. А это будет серьезная книга; она значит для меня больше, чем все то, за что я когда-нибудь брался. Я напишу ее анонимно"¹.

¹ (Твен Марк. Соч., т. 8. - М., 1960, с. 473)

Агата Кристи, автор широко известных детективных романов, обычно псевдонимом не пользовалась; но две книги, написанные в совершенно ином "ключе" - сентиментально-лирическом, выпустила от имени Мэри Уэстмакотт.

Аналогичный пример из русской литературы: К. К. Случевский стихи подписывал своей фамилией, но драму "Накануне ссылки" издал от имени Д. Павловского, а сатирический роман "От поцелуя к поцелую" - от имени Серафима Неженатого.

Появление некоторых псевдонимов было обусловлено особыми соображениями - дипломатическими и иными.

Так, участник первой мировой войны молодой французский офицер связи при английских войсках Эмиль Герцог не поставил своего имени под книгой "Молчаливый полковник Брамбль" (1918) потому, что в довольно ироническом свете изобразил в ней своих сослуживцев - британских штабистов. В качестве псевдонима Герцог избрал название одной прифронтовой деревушки - Моруа и добавил к нему имя своего двоюродного брата Андре, погибшего на войне.

Так появилась-литературная фамилия выдающегося французского писателя Андре Моруа.

В. Я. Брюсов помещал свои стихи в сборниках "Русские символисты" (1894, 1895) под разными псевдонимами: В. Даров, Зинаида Фукс, К. Созонтов, В. А. Маслов, с целью создать у читателей впечатление, будто поэтов-символистов гораздо больше, чем их было на самом деле.

Н. К. Гудзий пишет: "Литературная многоликость Брюсова, думается, вызывалась и желанием показать, что молодая поэтическая школа представлена значительным количеством имен, что она - не каприз двух-трех выдумщиков, а именно школа, литературное течение, сгруппировавшее вокруг себя достаточное количество адептов. С другой стороны, эта многоликость была связана с разнообразием стилей, в которых дебютировал начинающий Брюсов; явное подражание различным, часто несходным западным образцам удобнее было замаскировать, подписав их различными именами"¹.

¹ (Гудзий Н. К. Указ, соч., с. 187 - 188)

От имени Владимира Дарова, якобы умершего в 20-летнем возрасте, Брюсов собирался выпустить целую книгу стихотворений и даже написал предисловие, где излагалась биография этого вымышленного поэта, который изображался как "один из наиболее страстных последователей символизма".

Здесь чувствуется влияние аналогичных мистификаций в литературе Запада (мнимый Делорм, мнимый Стоккетти - см. главу "Литературные маски").

Дореволюционный журналист В. В. Розанов с помощью псевдонимов прикрывал политическую беспринципность: в либеральном "Русском слове" он пользовался одними псевдонимами, а в реакционном "Новом времени" - другими. На готовность Розанова "быть прислужником правительства" указывал В. И. Ленин, критикуя "Русскую мысль", в которой Розанов также сотрудничал.

Иногда появление псевдонима было вызвано тем, что литератору, подписывавшему журнал ИЛИ газету в качестве редактора ИЛИ издателя, неудобно было выступать под той же фамилией на их страницах как автору.

Н. М. Карамзин применял в таких случаях ложные инициалы. Так, в "Детском чтении" он подписывался А*А*П*, в "Московском журнале" - Ч. и Ч. Ш. Щ., в "Аглае" - Л. В. В. и О. О. Особенно часто Карамзин маскировал этим способом свое авторство в "Вестнике Европы" - основанном им журнале, чьи страницы первые годы он заполнял почти единолично. Недаром одна из его статей была озаглавлена: "Отчего в России мало авторских талантов?" Здесь Карамзин скрывался под многочисленными подписями: Б. В., Б. Ф., В. Ф., Г. О. О., Ж., О. Ф. Ц., П. Ф., Р. О., Р. П., У. О., У. Ф., Ф., Ф. Ц. и т. д.

Точно так же поступал Пушкин: под письмом к издателю "Современника" (1836) он поставил ложные инициалы А. Б., в результате чего авторство приписывалось другим. Лишь спустя 90 лет исследователи установили авторство Пушкина. И здесь причина была та же: журнал издавал он сам и не мог вести полемику от своего имени (это было выступление против помещенной в том же "Современнике" статьи Гоголя "О движении журнальной литературы").

По тем же мотивам Пушкин немало критических заметок и статей в "Литературной газете" (1830 - 1831), издававшейся при ближайшем его участии, напечатал без всякой подписи.

А. Ф. Писемский в "Библиотеке для чтения" (журнал, одно время издававшийся им самим) подписывал фельетоны (1861) Статский советник Салатушка.

М. Е. Салтыков, став в 1868 г. вместе с Некрасовым во главе "Отечественных записок", свои статьи в них печатал либо без подписи, либо под псевдонимами (Н. Гурин, Dixi, Nemo) и ложными инициалами (Н. Г., М. М.).

Г. И. Чулкову, когда он был приглашен в 1904 г. участвовать в редактировании журнала "Новый путь", пришлось, как он вспоминает, "работать на троих: писать во всех отделах... помещать рассказы, критические статьи, рецензии, стихи"¹. Естественно, что в таких условиях он свою фамилию ставил не всегда и довольно часто заменял ее различными псевдонимами (Борис Кремнев и др.).

¹ (Чулков Г. И. Годы странствий. М., 1930, с. 59)

Подобно ему и В. Я. Брюсов, принимавший в те же годы непосредственное участие в редактировании журнала "Весы", часто пользовался там различными псевдонимами: Д. Сбирко, Гармодий, Пентаур, Турист, И. Смирнов, Enrico.

Старый большевик М. И. Губельман накануне Октябрьской революции не только был редактором "Деревенской правды", но и помещал почти в каждом ее номере по три-четыре статьи, подписанные различными псевдонимами: то партийным прозвищем Емельян Ярославский (по городу, где он работал до революции), то инициалами Е. Я., то своим именем Миней, то фамилией Клавдии (по имени жены), то вымышленной фамилией Лапин и даже женским именем Марианна.

И в советское, время некоторые редакторы газет и журналов, особенно издающихся на языках народов СССР, публикуя в редактируемых ими органах печати собственные заметки, статьи, стихи, подписывали их псевдонимами. К. Кудажи, будучи редактором тувинских газет - молодежной и партийной, свою фамилию ставил в конце номера, а материалы, принадлежавшие его перу, подписывал Кыргыс Игилдеэр (Кыргыс - родовое имя, Игилдеэр - играющий на игиле, тувинском смычковом музыкальном инструменте).

Встречаются и другие соображения, из-за которых редакция газеты или журнала избегала ставить фамилию автора. Так, под повестью П. И. Мельникова (Печерского) "Благодетельница" (4863) в "Современнике" стояло только П. И. (Павел Иванович), ибо редакции мог быть задан вопрос: почему в журнале демократического направления печатается повесть автора, известного консервативными взглядами?

Появление некоторых анонимных статей объяснялось психологическими мотивами: по мнению издателей, статьи без подписи интересовали публику больше, чем подписанные никому не известной фамилией. В "Книжном вестнике" (1863) рассказывалось, что на вопрос, почему в одной газете статьи идут без подписи, редактор откровенно ответил: "У меня практический расчет. Видите, например, я помещаю статью по какому-нибудь современному вопросу; она дельная, но написана, положим, студентом, семинаристом, и т. д. Подписанная его фамилией, я уверен, статья не обратит на себя ничьего внимания, между тем как она же без подписи покажется принадлежащей какому-нибудь известному лицу, которое удостоило высказаться по этому предмету, и статья будет прочтена"¹.

¹ (Ок. И-ский. Литературные псевдонимы и анонимы, - "Книжный вестник", 1863, № 24, с. 446)

Иногда псевдоним избирался под стать содержанию книги: это могло иметь немаловажное значение для ее сбыта. Так, быстро разошлась в 1891 г. книга "Практическая алхимия", где повествовалось о "чудесах" древних магов, каббалистов и чародеев, составленная неким Шахэль-Абором. Автор, В. П. Коломнин, позаботился заменить свою прозаическую фамилию колоритным восточным именем, которое мог бы носить один из описанных им волшебников.

Прибегали к псевдониму и в тех случаях, когда автор рецензировал свою собственную книгу. Например, Н. Г. Чернышевский авторецензию на свою диссертацию "Эстетические отношения искусства к действительности" подписал в "Современнике" (1855) Н. П-ъ. Эта статья имела целью под видом критики разъяснить то, о чем в диссертации автор из-за цензурных условий не мог сказать подробно, а именно о связи его теории с материалистической философией.

Лица, чьи имена были скомпрометированы судебным приговором, также предпочитали выступать в литературе под вымышленными фамилиями.

Уильям Сидней Портер в 1899 г. отбывал в тюрьме города Колумбус (штат Огайо) трехлетнее тюремное заключение за растрату, сделанную из-за болезни жены, когда он служил бухгалтером в банке. Под рукописью, носившей название "Рождественский подарок Дика-Свистуна" и посланной в "Мак-Клюр мэгэзин", где ее немедленно напечатали, Портер поставил фамилию автора фармацевтического справочника, которым он пользовался, работая в тюремной аптеке. Под этим именем - О. Генри - он вошел в историю мировой литературы как непревзойденный мастер короткого рассказа.

Спустя полвека точно такая же история произошла с американским киносценаристом Дальтоном Трамбо. Будучи осужден на год тюрьмы за "неуважение к правосудию", а на деле - за отказ стать доносчиком на прогрессивных кинодеятелей, Трамбо и за решеткой продолжал сочинять сценарии, но подписывал их разными псевдонимами, ибо поставь он свое имя - их не взяли бы нигде. Один из этих (сценариев получил награду Американской академии киноискусства, так называемого Оскара. Велик был конфуз руководителей академии, когда оказалось, что Роберт Рич, которому нужно было вручить Оскара, - не кто иной, как сидящий в тюрьме один из смелых обличителей голливудских нравов...

Иногда автор книги выпускал ее без подписи не для того, чтобы скрыть свое имя: это был литературный прием, имевший целью заинтриговать читателей, привлечь их внимание. Обычно такая книга снабжалась предисловием, где разжигался интерес к вопросу: кто же автор?

Предисловие к анонимной повести "Тифена" (1880), подписанное А. Дюма-сыном, начиналось так: "Лишь трое могут назвать имя автора этой книги: он сам - ее герой, героиня и я. Но никто из нас это имя не назовет, ибо история, рассказанная здесь, взята из жизни, все ее персонажи живы и принадлежат к высшим кругам общества. Не рассчитывайте и па издателя, что он поможет рано или поздно узнать имя автора: оно ему неизвестно".

Ясно, что книге с таким предисловием был обеспечен сбыт. Ее дальновидный автор, Б. Барбе, предпочел вместо своего имени поставить на обложке крупным шрифтом слова: "С предисловием Александра Дюма-сына".

Порой псевдонимами злоупотребляли, пользуясь ими в полемике как средством безнаказанно сводить счеты с противниками. Выступая против укоренившегося обычая подписывать полемические статьи псевдонимами, редакция "Северной пчелы" (1858) назвала его "литературной стрельбой из-за забора" и предлагала руководствоваться принципом: "Скажи мне, кто ты, и я тебе отвечу"¹. Но если вспомнить, что "Пчелу" издавал Ф. Булгарин, тесно связанный с III отделением, то легко понять, почему его предложение не нашло отклика...

¹ ("Северная пчела", 1858, № 66)

Таким образом, причины, в силу которых авторы заменяли свои настоящие фамилии псевдонимами, весьма разнохарактерны и многообразны.