Мнимые иностранцы

После того как Петр I насильно одел наших предков в "немецкое платье" обрил им бороды и завел ассамблеи, быстро привилась мода на все иноземное. Уже через сто лет русские дворяне разговаривали, читали и писали главным образом по-французски, трактиры стали называться "ресторациями", а место торговых рядов заняли магазины, открытые заморскими негоциантами.

Тогда-то и стали появляться вывески вроде увековеченной Гоголем "Иностранец Василий Федоров" или "Куафер Жан из Парижа" - бывший цирюльник Иван из Чухломы.

Но не только сапожники, портные и парикмахеры выдавали себя за иностранцев. Делали это и писатели - ведь "несть пророка в отечестве своем", да и чужеземное имя импонирует читателям больше. Иногда это был литературный прием, иногда - средство обойти цензуру. Как бы то ни было, мнимых иностранцев в русской литературе немало. Подписи такого рода можно назвать псевдоэтнонимами, в отличие от этнонимов, подчеркивающих настоящую национальность автора.

Еще Державин оду "К Фелице" в "Собеседнике" (1783) подписал: Татарский мурза, издавна поселившийся в Москве, а живущий по делам в Санкт-Петербурге.

О. И. Сенковский, выдавая себя то за немца, то за турка, подписывался: доктор Карл фон Биттервассер и Тютюнджю-оглу Мустафа-ага. От имени последнего он опубликовал "Письмо настоящего турецкого философа г-ну Фаддею Булгарину, переведенное с учеными комментариями г-ном Кутлук-Фулади, бывшим посланником Бухары в Хиве, а ныне торговцем урюком в Самарканде и литератором".

Таким манером подписывались и другие авторы, когда нужно было придать "восточный" колорит. У востоковеда В. В. Григорьева имелся целый ряд таких псевдонимов: Изафети Маклуб, Мирза Мелик, Лама Галсан-Гомбоев, Хаджа Мухаммед-Салих Бабаджанов, Султан Мендали Пиралиев. Так он подписывал статьи о Средней Азии в газетах и "Известиях археологического общества".

Поэт-искровец П. И. Вейнберг стихотворение "Вести из Калуги" подписал Калужский мюрид, князь Махмуд Наср-Али Архалукидзе. Объяснялось это тем, что в Калугу был сослан Шамиль, и автор иронически восклицал:

И через год - смотрите, други! 
Шамиль, кавказский властелин, 
Откроет в городе Калуге 
Простой табачный магазин!1

¹ ("Искра", 1859, № 43, с. 436)

Это был излюбленный прием сатириков; но Н. Г. Чернышевскому пришлось прибегнуть к нему для того, чтобы попытаться вырваться из-под опеки неумолимой цензуры, не пропускавшей в печать ни одного слова за его подписью. Решив выдать себя за вымышленного английского поэта Дензиля Эллиота, он в 1875 г. послал из вилюйской ссылки издателю "Вестника Европы" М. М. Стасюлевичу стихотворения "Из Видвесты" и "Гимн деве неба". Рукописи и приложенное к ним письмо были задержаны департаментом полиции и вручены адресату только через 20 лет, уже после смерти Чернышевского.

В этом письме говорилось: "Иметь дело с Чернышевским не может быть приятностью ни для кого на свете. Но вы и не будете иметь ровно никакого дела с Чернышевским <...> Вы имеете дело с мистером Дензилем Эллиотом <...> Кто он, Дензиль Эллиот? Поэт. И догадки по необходимости идут в направлении, по которому не может встретиться фамилия Чернышевского"¹.

¹ (Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений, т. 14. М., 1949, с. 585)

Далее автор "Что делать?" пишет, что избрал такой псевдоним, дабы его приняли за однофамильца или родственника "милого, чуждого всяких мудреных мыслей английского романиста". Имеется в виду Мэри Энн Эванс, писавшая, как мы упоминали, под именем Джорджа Эллиота, а под "мудреными мыслями" подразумевались революционные идеи.

Вернувшись из ссылки, Чернышевский возобновил попытки напечатать "Гимн деве неба". Однако имя его все еще было одиозным для цензуры, и в письме к А. В. Захарьину из Астрахани в 1884 г. он предложил выдать гимн на этот раз за перевод из другого английского поэта, уже не вымышленного, - Севеджа Лендора.

"Лендор - второстепенный английский поэт, умерший лет 20 назад, - писал Чернышевский. - Его мало читают и сами англичане, а русской публике он известен лишь по имени; так что едва ли кто в России поинтересуется выписать его произведения, чтобы посмотреть, верен ли перевод, и сойдет моя поэма действительно за перевод. Если можно напечатать ее при помощи этого способа, то подписью мнимого переводчика надо будет выбрать какую-нибудь из обыкновеннейших русских фамилий: Андреев, Павлов, Яковлев, или какую другую в этом роде"¹.

¹ (Там же, т. 15. М., 1950, с. 487)

В 1885 г. "Гимн деве неба" - вещь, в политическом отношении совершенно безобидная, - появился наконец в "Русской мысли" за подписью Андреев, но без всякого упоминания о Лендоре, т. е. как оригинальное произведение, а не как перевод. При этом в оглавлении номера к фамилии "Андреев" было добавлено: (псевдоним).

Под именем того же Дейзиля Эллиота Н. Г. Чернышевский собирался опубликовать еще одно свое произведение, написанное в Сибири, - "Академия Лазурных гор", которое он называет "комплектом рассказов и разговоров".

"С административной точки зрения Дензиль Эллиот - человек, о котором не стоит думать, - писал Чернышевский 3 мая 1875 г. А. Н. Пыпину из Вилюйска. - Его произведения <...> высокого литературного достоинства, но с административной точки зрения они совершенно индифферентны". И в постскриптуме: "Чернышевский очень серьезно надеется, что благоразумие административных людей не допустит никого мешать ему печатать произведения человека, постороннего всему русскому - Дензиля Эллиота"¹.

¹ (Там же, т. 14, с. 618)

Надежды писателя не осуществились: "административные люди" были настороже... "Академии Лазурных гор" не суждено было появиться в печати при жизни Чернышевского. Она была найдена его сыном в бумагах Пыпина и опубликована в 1906 г., когда впервые появилась возможность легально издать все сочинения великого русского демократа.

Иногда автор выдавал себя за иностранца, путешествующего по родной стране читателей. Нравы и обычаи описывались как воспринимаемые глазами человека, которому они чужды, что позволяло по-новому освещать давно знакомые вещи - ведь иностранцы часто замечают то, на что коренные жители страны, свыкшись, не обращают внимания.

Оливер Гольдсмит очерки "Гражданин мира" (1760) публиковал в форме посланий некоего китайского философа Лиен Чи Алтанджи, якобы жившего в Лондоне и писавшего друзьям на родину о жизни в Англии. В начале прошлого века появились "Письма об Англии" некоего дона Мигеля Альвареса Эсприэлья, некоего графа Солиньи; авторами в обоих случаях были англичане: Соуси, Пэтмор.

Мистификации такого рода - письма мнимых иностранцев - весьма многочисленны; начало им положил Шарль Монтескье "Персидскими письмами". Существуют Китайские, Афинские, Перуанские, Ирокезские, Португальские и другие письма, сочиненные от имени лиц соответствующей национальности французскими и английскими авторами.

Письма мнимых иностранцев легко найти и в русской литературе. Так, В. С. Курочкин поместил в "Искре" от имени японца Фукидзи Жен-Ициро "Письмо о России", в нем рассказывалось о жизни в Петербурге, "где для виду носят как в Европе фраки, а живут как наши деды в Нагасаки"¹.

¹ ("Искра", 1862, № 31)

Широко использовал этот прием К. М. Станюкович в "Письмах знатного иностранца" - серии статей, печатавшихся в 1878 - 1879 гг. в журнале "Дело". В этих письмах некий Джонни Смит, произведший себя в лорда Розберри и путешествующий по России, рассказывает своей жене Дженни о быте и нравах русского общества. Таким путем настоящему автору удавалось в обход цензуры обличать дарившие в России произвол полиции, продажность и беспринципность газет, казнокрадство и взяточничество.

Взятая Станюковичем на себя роль "переводчика" и "издателя" этих писем позволяла ему поправлять "лорда" своими репликами и тем самым лишний раз под благовидным предлогом касаться тех явлений, о которых писать прямо было нельзя.

Например, в примечаниях "переводчика" опровергались сообщения "знатного иностранца", будто в России червонный валет и бубновый туз - звания вроде маркиза и барона (на самом деле это были синонимы: первый - прожигателя жизни, а второй - каторжника); будто владельцы "волчьего паспорта" (т. е. документа с отметкой о неблагонадежности, что закрывало доступ в учебные заведения и на какую-нибудь работу) пользуются особым покровительством властей; будто в России слово "студент" - ругательное (намек на то, что студенты считались зачинщиками всех беспорядков и причислялись к "врагам внутренним").

Якобы недостаточное знание мнимым лордом русского языка позволяло придавать пословицам иной, ядовитый смысл ("Терпи, казак, все равно атаманом не будешь") и даже сочинять новые - вроде "Казенный воробей семью кормит".

Для успокоения цензуры предназначались примечания: "эти сведения не вполне точны", "вероятно, знатный иностранец был введен в заблуждение" и т. д.

В 1896 г., после 17-летнего перерыва, в течение которого Станюкович успел побывать в сибирской ссылке, он возобновил в "Русской мысли", а затем в "Сыне отечества" печатание "Писем знатного иностранца". Выступая вновь в роли "переводчика", он сообщал: "После долгого отсутствия почтенный лорд снова приехал в Россию, которая, судя по его прежним письмам, крайне его интересует... Благодаря старинной дружбе с лордом, я могу предложить вниманию читателей некоторые из его писем - частью целиком, частью в извлечениях - в которых лорд сообщает свои впечатления и наблюдения леди Дженни, своей супруге... Нечего и прибавлять, что неточности и преувеличения, встречающиеся в письмах благородного лорда, будут мною указаны в примечаниях"¹.

¹ ("Русская мысль", 1896, № 2, С. 174)

И на этот раз острое перо публициста не изменило Станюковичу. Кое-где он поднимается до высот щедринской сатиры, например, сообщая устами "знатного иностранца", будто готовится проект о введении формы для всех граждан Российской империи. Впрочем, тут же следует оговорка, что "почтенный лорд получил, очевидно, неправильные сведения".

Этим приемом Станюкович пользовался не раз. Сатирические миниатюры под рубрикой "Мимоходом" он подписывал Испанский гранд, а стихотворение "Мудрый закон" приписал несуществующему "знаменитому персидскому поэту Мирзе Хозросану". Это понадобилось для того, чтобы в обход цензуры прозрачно намекнуть на русскую действительность:

Закон очень мудрый в персидской стране: 
В сановниках доблести видеть одне 
И им воспевать неустанно хвалу, 
     Иначе же - быть на колу...1

¹ ("Русская жизнь", 1894, 3 июня, с. 3)

У Станюковича нашелся преемник: С. А. Раппопорт выступал в сатирической прессе с "Письмами незнатного иностранца о России". Эти письма отражали разгул реакции после поражения революции 1905 г. Например, "незнатный иностранец" сообщал о намеченном "усовершенствовании" судопроизводства: отныне приговоры по делам революционеров военно-полевой суд будет якобы выносить не в 24 часа после ареста, а Ф 24 минуты и даже в 24 секунды.

Автор исторических романов Д. Л. Мордовцев, выступая в "Рассвете" с сатирическими "Письмами по еврейскому вопросу", также рядился под иностранца. Его подпись гласила: Джемс Плумпуддинг, эсквайр, а адрес указывался такой: Лондон, Руки-прочь-стрит.

Подписывался нерусской фамилией и Н. С. Лесков. Статьи "Несколько слов о врачах рекрутских присутствий" и "Несколько слов о полицейских врачах в России" (1860), где бичевалось взяточничество, он подписал Фрейшиц. Брошюра "Евреи в России", выпущенная им в 1884 г. анонимно с пометой "Издание не для продажи", была представлена в цензуру от имени фиктивного автора, некоего П. Розенберга. Смело выступая в защиту евреев, жестоко притесняемых в царской России, Лесков требовал для них равноправия, приводя обширную аргументацию в пользу этого.

Случалось и В. И. Ленину избирать в качестве псевдонима иностранные фамилии: Вильям Фрей (об этом выше), Якоб Рихтер. Последняя подпись стоит под двумя письмами Владимира Ильича директору Британского музея (1902). Вот одно из них:

"Сэр! Обращаюсь к вам с просьбой о выдаче мне билета на право входа в читальный зал Британского музея. Я прибыл из России для изучения аграрного вопроса. Прилагаю рекомендательное письмо м-ра Митчелла.

С глубоким уважением к вам, сэр, Якоб Рихтер"¹.

¹ (Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т 6, с. 451)

Под именем Рихтера Ленин жил в Лондоне целый год.

Русские литераторы не раз делали псевдонимами английские фамилии. Журналист И. В. Иванов всегда подписывался Джонсон, а под статьями С. Б. Любошица стояла подпись Джон Браунинг. Леонид Андреев выступал в "Курьере" (1901 - 1903) под именем Джемс Линч. Выбор этого псевдонима был не случаен: в нем таился намек на то, что автор столь же беспощаден к обличаемым им толстосумам, взяточникам и обывателям, как и легендарный судья Линч, который повесил родного сына, уличенного в грабежах и убийствах.

Юрий Тынянов в "Жизни искусства" (1924) подписывался Ю. Ван-Везен, а под рассказом "Попугай Брукса" поставил Юзеф Мотль.

Советский поэт Даниил Ювачёв, писавший преимущественно для детей, пользовался то английскими фамилиями Хармс и Чармс, то немецкой - Шустерлинг, то французскими - Шардам, Дандан. Эти подписи-маски оттеняли своеобразие стихов Ювачёва и были элементом игры, которую он вел с маленькими читателями.

Под именем Риса Уилки Ли скрывался Б. В. Липатов, выпустивший роман-памфлет "Блеф" (1928). Предисловие написал А. Н. Толстой, и одно время эта книга приписывалась ему.

Английские же имя и фамилию взял себе советский журналист С. Н. Ростовский, автор книг "Гитлер над Европой" и "Гитлер против СССР", проведший много лет в Англии. Читатели знают его как Эрнста Генри.

В. М. Примаков, бывший в годы гражданской войны в Китае военным советником маршала Фын Юй-сяна, издал свои "Записки волонтера" (1926) от имени лейтенанта Аллена. Это было вызвано политической обстановкой, не позволявшей предавать огласке ту помощь, которую Советская Россия оказывала революционному Китаю. Но многие знали, что лейтенант Аллен и "переводчик" его записок Олег Ордынец - одно и то же лицо, а именно сподвижник Котовского, бывший командир дивизии червонных казаков.

Детский писатель Н. П. Трублаевский подписывался так, что его можно было принять за итальянца: Трублаини.

Иногда автор выдавал себя за уроженца той страны, о которой шла речь в его книге. Так, французский беллетрист Поль Феваль роман "Лондонские тайны" (1844) выпустил под аллонимом Френсис Троллоп, выдав его за произведение известной английской писательницы, носившей эти имя и фамилию. "Американские тайны" - еще один подобный роман, принадлежавший перу Жюля Лермина, был подписан Уильям Кобб.

Такие псевдонимы имели целью внушить читателям доверие к автору. В самом деле, кто может лучше знать тайны Лондона, чем его уроженец? Кем могут быть лучше описаны тайны Америки, как не американцем?

Есть такие примеры и в советской литературе.

Петр Павленко статьи в одесских "Известиях" и в "Заре Востока" о Сирии, Египте, Марокко и Турции, где он работал секретарем полпредств, подписывал Сафи и Суфи. За уроженца Востока выдавал себя сначала и Сергей Бородин: первые свои книги "Победители" и "Последняя Бухара" (1931 - 1932), посвященные жизни народов нынешних среднеазиатских советских республик, он подписал Амир Саргиджан. Но роман "Дмитрий Донской" он выпустил от своего имени и больше к псевдоэтнониму не прибегал.

Вместе с издательством "Молодая гвардия" мистифицировал читателей Леонтий Корец, выпустивший роман "Правь, Британия!" (1931) от имени Леонарда Корриса. Небольшое изменение имени и фамилии превратило русского автора в англичанина и придало достоверность описанию всеобщей забастовки английских рабочих в 1926 г. Хотя ни на обложке, пи в предисловии не было сказано, что книга переведена с английского, создавалось полное впечатление, что она принадлежит перу англичанина, очевидца событий. На самом же деле они были описаны на основе документальных данных и изучения рабочего движения в Англии.

А. Н. Рубакин, сын известного библиографа, живший во Франции, свою книгу "Неравенство людей перед смертью и болезнями" (1937) издал в Париже на французском языке под псевдонимом Р. Пьервиль. Русская фамилия автора недостаточно импонировала бы читателям-французам; вот почему он надел личину их земляка.

Наоборот, Илья Эренбург тревожные корреспонденции из Парижа накануне второй мировой войны присылал от имени Поля Жослена - ведь мнение француза о судьбах Франции было для советских читателей более авторитетно, чем мнение русского.

Демьян Бедный как-то притворился румыном, подписавшись в "Известиях" (1926) Демьянеск Беднеску, а критик В. В. Гольцев статьи о грузинской литературе (1947) подписывал грузинским же именем Мтквардалеули (испивший из Куры).

Но некоторые авторы действительно были иностранцами: есть немало случаев, когда видное место в литературе той или иной страны занимал писатель, родившийся не в этой стране и в детстве говоривший не на ее языке.

Так, известный английский писатель Джозеф Конрад был поляком и носил фамилию Коженевский. Поляком был и поэт Гийом Аполлинер; его настоящая фамилия - Костровицкий. Другой французский поэт-символист, Жан Мореас, был родом из Греции, где его звали Пападиамантопулос. Анри Дювернуа, мастерски описавший быт Парижа, носил в жизни чисто немецкую фамилию Швабахер, так же как и Блез Сандрар, который не захотел оставаться Фридрихом Заузером.

Новую родину нашли для себя и некоторые писатели-армяне. Современный французский прозаик Анри Труайя родился в Москве, и звали его Левоном Тарасяном. Армянином же был Майкл Арлен, известный в английской литературе как автор романа "Зеленая шляпа"; его настоящее имя - Тигран Гуюмерджан.

Истинная фамилия немецкого публициста начала прошлого века Людвига Бёрне, идейного руководителя группы "Молодая Германия", была Барух. Чистокровный немец Адольф Гюнтер Кис, издающий в Лондоне сатирический журнал "Панч", подписывается Уильям Дэвис с целью заставить читателей думать, что редактор их журнала - англичанин.

Немцем по происхождению был и итальянский писатель Курцио Малапарте, автор антифашистского романа "Капут"; его звали Курт Зуккерт. "Я избрал псевдоним "Малапарте" (злая доля), поскольку фамилия "Буонапарте", т. е. хорошая доля, была уже занята", - шутя говорил этот автор.

Писавший по-итальянски предшественник Джойса и Пруста, носивший немецкую фамилию Шмиц, принял литературное имя Итало Свево, которое звучало вполне на итальянский лад.

Настоящие имя и фамилия румынского публициста К. Доброджяну-Геря были Соломон Кац. Сосланный за революционную деятельность, он, бежав из ссылки, нелегально проживал под фамилией Доброджяну, а печатался под псевдонимом Геря.

Довольно много русских писателей и поэтов, носивших нерусскую фамилию, заменили ее русскою. Народник В. В. Берви, автор "Положения рабочего класса в России" (1869) и уничтоженной цензурой "Азбуки социальных наук" (1871), писал под именем Флеровский, а публицист В. Л. Кигн - под именем Дедлов.

Переделал свою армянскую фамилию Кусикян на русский лад - Кусиков - один из участников группы имажинистов, автор мистической поэмы "Коевангелиеран", название которой было составлено из слов "евангелие" и "коран". Но едва ли не большую известность создало ему ироническое двустишие Маяковского:

И чему спорить 
            из-за вкусов и вкусиков? 
Одному нравлюсь я, 
            а другому - Кусиков,

Под прикрытием псевдоэтнонимов многие авторы затевали далеко заходившие мистификации.

Так, в журнале "Аполлон" появились в 1909 г. стихи Черубины де Габриак. Мнимой итальянкой была Елизавета Васильева (урожд. Дмитриева). Красивый псевдоним придумала не она сама, а поэт М. Волошин. Редактор "Аполлона" С. К. Маковский пришел в такой восторг от стихов Черубины, что заочно в нее влюбился, и когда Волошин раскрыл тайну, так рассердился, что вызвал поэта на дуэль... Теперь уже невозможно установить, какие стихи Черубины де Габриак были написаны Васильевой, а какие - Волошиным. Быть может, на это прольют свет еще не изданные воспоминания последнего.

Илья Эренбург в 1922 г. мистифицировал читателей журнала "Вещь", который он выпускал в Берлине совместно с художником Лисицким. В № 1 - 2 была помещена статья "Русская поэзия", подписанная Жан Сало. Под этим именем выступил сам Эренбург, причем дал отзыв и о себе: "Эренбург бросил кликушество для известного возврата к ясным и простым формам". Много лет спустя, беседуя с литературоведом Е. Ландау, Эренбург признался, что автором статьи "Русская поэзия" был он сам.

В 1925 г. вышел на русском языке роман-памфлет "Дважды два - пять" некоего Жоржа Деларма с подзаголовком "Перевод с 700-го французского издания". Для вящего правдоподобия книгу сопровождало предисловие "редактора 601-го издания" Антуана Плюмдоре и послесловие издателя Фаскелле. В еще одном предисловии переводчик Юрий Слезкин представлял читателям автора, "до сей поры им неизвестного". Но этим автором был сам Слезкин: Жорж Деларм - калька его имени и фамилии.

В том же году этот роман был переиздан (уже под другим названием - "Кто смеется последним?") с послесловием, где мистификация раскрывалась, а на перечеркнутой крест-накрест обложке был воспроизведен во всю страницу автограф: "Подлог Юрия Слезкина".

Точно так же С. Заяицкий пародию на буржуазноэкзотический роман "Красавица с острова Люлю" (1926) выдал за книгу некоего Пьера Дюмьеля, снабдив ее предисловием, где подчеркивалось: "Не нужно забывать, что Дюмьель прежде всего француз, истинный сын прекрасной Франции, о которой он так часто вспоминает в своем романе", а в конце был сделан намек на мистификацию: "Заметим, что критики, нападавшие на Дюмьеля, в своем ожесточении доходили до того, что отрицали самый факт его существования".

Два других случая были связаны с помощью, которую советские добровольцы оказали в 1938 г. народной армии Китая, помогая ей громить японских захватчиков. По дипломатическим соображениям эта помощь не освещалась в печати. Тем не менее в 1940 г. вышли две книг", посвященные подвигам советских летчиков.

Одна из них принадлежала перу некоего капитана Ван-Си и называлась "Крылья Китая" с подзаголовком "Записки военного летчика". Перевод с китайской рукописи якобы обработал и подготовил к печати Юрий Жуков. В действительности же эту книгу Жуков написал по рассказам летчика А. Грисенко, который, как и все другие советские летчики, упомянутые им, был назван вымышленным китайским именем.

Юрий Корольков в том же 1940 г. издал "Рассказы китайских летчиков", подписавшись Фын Ю-ко. Имена летчиков звучали вполне по-китайски: Ван Ю-шин, Ли Сицин, Ху Бен-хо, но их нетрудно было расшифровать: Ванюшин, Лисицын, Губенко... Книгу эту перевели в Китае, но никак не могли обнаружить ее автора. "Так я и остался пропавшим без вести китайским писателем", - вспоминает Ю. Корольков.

Есть свои "иностранцы Федоровы" и в зарубежной современной литературе. Так, голландский писатель М. Деккер роман "Почему я не сошел с ума?" (1931) издал под отнюдь не голландской фамилией Борис Робацкий. Это привлекло внимание читателей, а в критических отзывах говорилось об "одаренном иностранном авторе".