Псевдонимы в пародиях

Авторы пародий далеко не всегда ставили под ними свои настоящие имена: часто пародия либо выпускалась без подписи, либо приписывалась вымышленному или реальному лицу, подчас тому самому, чье произведение высмеивалось.

К числу анонимных пародий принадлежит замечательный памятник немецкой литературы "Письма темных людей" (1517) - памфлет, направленный против католической реакции. Эти письма, однако, написаны как раз от имени католиков-схоластов и адресованы их единомышленнику, лицу вполне реальному - магистру Ортуину Грацию, главе кельнских теологов-обскурантов. Эта остроумная сатира высмеивала невежественность, суеверие, алчность и распущенность "авторов" писем - врагов истинного просвещения; при этом в точности воспроизводились их язык, манера полемики. "Письма темных людей" сыграли большую роль в истории борьбы реформации с папством. Сочинили их немецкие гуманисты Крот Рубиан и Ульрих фон Гуттен.

В том же ряду стоит "Мениппова сатира" (1594) - анонимный памфлет, изданный сторонниками французского короля Генриха IV и направленный против Католической лиги, с которой он боролся, - оплота реакции. Это - сборник вымышленных речей реальных исторических лиц, участников Лиги, где разоблачаются их лицемерие, подлость и трусость, их низкие замыслы. Здесь применен тот же прием, что и в "Письмах темных людей": дабы высмеять политических врагов - рядиться в их одежды и выступать от их имени, пародируя их и доводя их высказывания до абсурда (саморазоблачение персонажа). В "Менипповой сатире" много юмора; поэтому она и была названа по имени древнегреческого философа Мениппа из Гадары (III в. до н. э.), имевшего обыкновение шутливо рассуждать о серьезном. Этот выдающийся памятник литературы французского Возрождения принадлежал перу Николя Рапена, Пьера Леруа и еще нескольких литераторов, придерживавшихся передовых взглядов.

К числу пародий, авторы которых скрыли свое имя, принадлежит и "Шедевр неизвестного автора" (1714). Эта сатира на ученых-комментаторов была подписана Хризостом Матаназиус, т. е. Златоуст Пустяков (насмешка над манерой схоластов эллинизировать и латинизировать свои имена). Сей ученый муж сообщал, будто им найдено 40 строк замечательной древнегреческой поэмы, стоящей, по его мнению, гораздо выше "Илиады". Затем он комментировал этот отрывок, причем примечания давались буквально к каждому слову и занимали всякий раз по нескольку страниц, написанных утрированно-цветистым слогом, со множеством цитат, отступлений, этимологических изысканий. Все это пародировало педантизм и мнимую эрудицию комментаторов, чьи напыщенные рассуждения высмеивал еще Рабле. "Шедевр неизвестного автора", принадлежавший перу Сент-Гиацинта (псевдоним Гиацинта Ксрдонье), сразу был воспринят как пародия и пользовался большим успехом в том довольно узком кругу" где его могли оценить по достоинству.

Не успел известный писатель Шатобриан выпустить в 1811 г. "Путешествие из Парижа в Иерусалим", как за подписью Шатотерн появилось "Путешествие из Пантена (городок в окрестностях Парижа, - В. Д.) на Голгофу, или Неизданные письма Шактаса к Атале, впервые переведенные с нижнебретонского диалекта". Здесь пародировалось все: и название книги, и высокопарный стиль автора "Аталы" (роман, принесший Шатобриану известность), и его ложный пафос, и эгоцентризм его героев, а заодно высмеивалось бретонское происхождение Шатобриана и даже его фамилия посредством придания ей противоположного смысла ("бриан" звучит похоже на brillant блестящий, а "терн", наоборот, значит "тусклый").

Есть пародии, сыгравшие важную роль в борьбе литературных течений. В 1885 г. в Париже вышла книжка стихов некоего Адоре Флупетта под претенциозным названием "Расплывчатости". Это были злые и меткие пародии на стихи Верлена, Малларме, Рембо, Мореаса и других представителей первого поколения символистов. Никакого Флупетта не существовало; это был коллективный псевдоним двух молодых поэтов - Г. Викера и А. Боклера, которым претили туманный стиль, вычурный язык, "освобожденный стих" и надуманные образы декадентов.

Книга имела такой успех, что в том же году вышла вторым изданием, на этот раз с биографией "автора", написанной его другом, аптекарем Мариусом Тапора, где приводились высказывания Флупетаа о поэзии. Эта биография также была пародией, па сей раз на манифесты символистов, и, по существу, блестящим намфлетом против этого литературного течения. Декадентам был нанесен жестокий удар. О мистификации говорила сама фамилия мнимого поэта - производное от flouer - обманывать, дурачить.

Авторы "Расплывчатостей" не знали, что в России за 30 лет до выхода их книжки существовал свой Флупетт. Это был Козьма Прутков, никогда не живший на свете, но тем не менее прочно вошедший в историю русской литературы.

В приложении к "Современнику" - "Литературный ералаш" - были в 1854 г. напечатаны под названием "Досуги Козьмы Пруткова" басни, эпиграммы, афоризмы, пьески и стихи. Намечалось выпустить их и отдельной книгой, но это было сделано значительно позже, в 1884 г. Книга была снабжена портретом автора и "биографическими сведениями" о нем, где мистификация постепенно раскрывалась: сначала Прутков описывался как реально существующая личность, знакомый братьев Жемчужниковых и А. К. Толстого, ставший жертвой своих "опекунов"; в конце же предисловия прямо говорилось, что он "личность литературная"¹ Но это раскрытие мистификации произошло через тридцать лет после ее появления.

¹ (Козьма Прутков. Сочинения. СПб., 1884, с. VII, XII, XIV)

Перу Козьмы Пруткова создателями этого образа было приписано, с целью осмеять определенные тенденции в русской литературе, немало пародий на современных ему поэтов, в особенности на представителей ложноклассической школы - Бенедиктова, Щербину, а также на Хомякова, Фета, на подражателей Гейне. Преподносимые с важным видом благоглупости Пруткова также с полным основанием воспринимались читателями как пародия: например, "Проект введения единомыслия в России" пародировал административные реформы той поры.

Знаменитые "Плоды раздумья" также являлись пародией на сборники афоризмов, бывшие тогда в большом ходу. "Где начало того конца, которым оканчивается начало?" - глубокомысленно вопрошал Прутков. Такие изречения, как "Небо, усеянное звездами, похоже на грудь заслуженного генерала" или "Только в государственной службе познаешь истину", как нельзя лучше характеризовали узость мировоззрения не только "директора пробирной палатки" (мифическая должность Пруткова), но и всех чиновников вообще. Некоторые его выражения ("Смотри в корень", "Усердие все превозмогает") вошли в живую речь, стали поговорками. Его сочинения имели огромный успех и переиздавались (включая советское время) свыше 20 раз.

Широкая популярность Пруткова вызвала к жизни многочисленные подражания: появились Сын Козьмы Пруткова, его внук, его друг, его племянник, по ни один из них и в малой степени не достиг той известности, какой пользовался сам Прутков.

К. С. Аксаков при публикации в "Молве" (1835) отрывка из "Олега под Константинополем" (пародия на ура-патриотические драмы) подписался К. Эврипидин, использовав для пародических целей имя древнегреческого драматурга. Местом жительства автора, чтобы подчеркнуть ходульность и напыщенность ложноклассической драматургии, он назвал село Деревянный кинжал.

Подчас вымышленная фамилия, которою подписывалась пародия, выбиралась так, чтобы уязвить пародируемого автора, дать ему отрицательную характеристику. Например, литературные противники Пушкина (Н. А. Полевой и др.) ставили под пародиями на него: Обезьянин, Африкан Желтодомов, Демишиллеров (т. е. Шиллер наполовину), Пустоцветов, Бессмыслов, Безмыслии - то высмеивая наружность поэта, то намекая на происхождение одного из его предков, то обвиняя в подражании, то давая понять, что считают его литературную деятельность бесплодной, а его самого - подходящим кандидатом для "желтого дома", т. е. приюта для душевнобольных.

Не менее обидными были подписи под пародиями па А. А. Дельвига, друга Пушкина: Галиматьин, Лентяев, Poтозеев, Недотыка, Санрим-Санрезонов (от франц. sans rime ni raison - без всякого смысла).

Столь же многозначительна была подпись Пуд Скучалкин под пародией на А. Ф. Воейкова, автора стихотворного памфлета "Дом сумасшедших" (под которым подразумевалась российская литература). Пародия на В. Г. Бенедиктова, которого высмеивали за ложный пафос, была подписана Бурнооков, а пародию на Е. А. Баратынского, чьему творчеству была свойственна философичность, автор подписал Гамлетов.

Иногда между фамилией пародируемого автора и подписью под пародией имелась ассоциативная связь. Так, одна пародия на Пушкина была подписана Фома Пищалкин (пушка - пищаль - пищалка). Е. Петров и А. Раскин пародии на экспромты Мих. Пустынина подписали (1939) Мих. Гоби (Пустынин - пустыня Гоби).

В других случаях пародист подписывался нарочито искаженной фамилией пародируемого автора: Ряпушкин, Кузьма с Прудков, Чушьболтайтис (под пародией на Балтрушайтиса). В. П. Буренин под пародиями на А. Белого ставил Андрей Белогорячечный (намек на сумбурность творчества), Андрей Зеленый, Андрей Желтый, под пародиями на К. Бальмонта - Сумасбродий Вральмонт.

А. Г. Архангельский пародию на Корнея Чуковского подписал Корнеплодий Чубуковский; под пародией на Василия Аксенова стояло Аксилий Васенов (метаграмма), под пародией на Э. Хемингуэя - Э. Хемингсмарк.

Перепевы стихотворений Лермонтова подписывались то Нермонтов, то Термонтов. Но это были не столько пародии, сколько использование популярных произведений поэта ("На севере диком...", "И скучно, и грустно..." и др.) для общественно-политической сатиры.

Если под пародией стояла подпись самого пародируемого автора или другого писателя той же школы, то пародия становилась близка к подделке. Так, Д. Минаев в "Гудке" (1862) под стихотворением "Старый мотив" (пародия на известный романс Фета "Я пришел к тебе с приветом...") поставил Оет, изменив лишь первую букву фамилии поэта, которая писалась не через фиту.

В наше время авторы пародий свои имена, как правило, не скрывают, хоть это частенько и портит их отношения с авторами, ставшими жертвами их остроумия.