А. С. Бушмин. Этюд к психологии творчества сатирика (О "культурных людях" Салтыкова-Щедрина)

Цензура оставила множество разнообразных следов в творчестве Салтыкова и своим непосредственным вмешательством, и в качестве постоянно действующей причины, ограничивавшей деятельность сатирика. В связи с этим обстоятельством стало обыкновением объяснять цензурными помехами, в частности, наличие в наследии Салтыкова нескольких незавершенных циклов. Однако такое объяснение подходит далеко не ко всем случаям незавершенности. Слишком доверчивое отношение к однозначному решению вопроса мешает понять действие причин другого, творческого характера, причин, связанных с конкретными ситуациями.

Салтыкова как писателя отличает ясность мысли, высокая идейность творческих концепций. Он творил при свете и под контролем критического сознания, остававшегося неусыпным и в моменты высокого полета фантазии. Сила воображения и сила логики в его творческом акте действовали по принципу согласия. Каждое его произведение, взятое в целом и в своих дробных - даже мельчайших - составных элементах, является следствием синтеза логического и образного познания действительности. В нем деятельно проявлялся ум социолога, идеолога, историка, философа. И, конечно, щедриноведы не напрасно уделяют много внимания вопросу о руководящей роли передовых идейных убеждений в творческой деятельности сатирика. Однако несколько односторонняя сосредоточенность исследователей на этом аспекте творческой индивидуальности Салтыкова порой приводит к чрезмерной рационализации склада художественного мышления сатирика и созданных им произведений, привносит в его облик черты излишней рассудочности. А между тем Салтыков был не "головным" писателем, а чрезвычайно эмоциональным и тонким художником. Он творил не только умом, но и сердцем; в его произведениях запечатлелись и трезвый, анализирующий дар мыслителя, и страсть темпераментной натуры общественного борца, и сила творческой интуиции проницательного художника. На творческом процессе Салтыкова в каждый данный момент сказывались не только факты и условия окружающего мира, работа мысли автора, но и его интимные душевные переживания. Поэтому существенна мысль о том, чтобы при изучении творческой истории щедринских произведений, и в частности тех из них, которые остались незавершенными, принимались во внимание особенности художнического темперамента сатирика, аргументы, почерпнутые "из сферы субъективно-личностной, психологической".¹

¹ (В. Прозоров. О художественном мышлении писателя-сатирика. (Наблюдения над творческим процессом М. Е. Салтыкова-Щедрина). Изд. Саратовск. унив., 1965, стр. 65.)

Давно уже и вполне справедливо отметил Н. К. Пиксанов, что "сам автор забросил", например, такие "циклы-неудачники, незавершенные циклы", как "Книга об умирающих", "Культурные люди", "Игрушечного дела людишки".¹ И действительно, внимательное рассмотрение вопроса убеждает, что от завершения "Книги об умирающих" (1857-1859) Салтыков отказался, убедившись в несостоятельности основной идеи, развиваемой в этом цикле. Не по цензурным соображениям приостановил он и "Игрушечного дела людишек" (1880), а потому, что разочаровался в эффективности приема кукольности для сатирического разоблачения сложных социально-политических явлений.

¹ (Н. Пиксанов. Литературное наследие Салтыкова. В кн.: М. Е. Салтыков (Щедрин), Сочинения, Гослитиздат. М.- Л., 1933, стр. 27.)

Еще более любопытен факт незавершенности "Культурных людей" (1876). Тут также сказалась причина творческого порядка, но заключается она уже не в неудачности идейного замысла или художественного приема, а в несоответствии избранного жанра произведения тому эмоциональному настроению, которое писатель переживал в это время.

Салтыков-Щедрин обычно работал одновременно над двумя, тремя и более циклами произведений. Эта творческая особенность порождена присущей сатирику жаждой всестороннего вмешательства в текущую жизнь, его стремлением отозваться на широкий круг общественных вопросов, воздействовать на ход идейно-политической борьбы разными родами художественного оружия. При этом для каждого отдельно взятого цикла характерно не только единство проблематики, но и единство сатирической тональности. Так, начиная с 70-х годов можно отчетливо наблюдать в творчестве Щедрина две художественные струи, которые, нередко, смешиваясь, все же не утрачивают своей самостоятельности. Одна из них, более подвижная, более гибкая, чутко реагировала на злобу дня, на всякие быстрые изменения в общественно-политической ситуации и выражала стремление сатирика дать в форме "веселого" политического фельетона немедленный ответ на волнующие общественные проблемы. Другая, "серьезная", захватывала глубинные социально-психологические процессы общественной жизни и отличалась не столько резкостью характеристики, сколько силой анализа социальных явлений. Эти жанровые направления, каждое из которых обусловлено прежде всего характером изображаемого объекта, идут то параллельно, то чередуясь и перебивая друг друга, в зависимости не только от цензурных и других внешних условий, но и от психологического состояния сатирика, которое в 70-80-х годах было весьма изменчивым ввиду частых приступов прогрессирующей болезни. Смена эмоциональных настроений иногда вынуждала писателя временно приостанавливать или даже вовсе забрасывать один цикл и браться за другой.

"Культурные люди" были задуманы в духе "веселой" сатиры. К написанию их Салтыков приступил в ноябре 1875 г., но этой темы он касался и значительно ранее. В 1863 г. он напечатал очерк "Русские "гулящие люди" за границей", включенный впоследствии в цикл "Признаки времени". В то время Щедрин еще не бывал за границей и свой очерк написал на основании газетных сообщений о способах времяпрепровождения русских дворян за границей. "Сомневаюсь,- писал по этому поводу Салтыков,- чтоб сатирическое перо могло сыскать для себя сюжет более благодарный и более неистощимый", тут все дает пищу для "беспощадного остроумия, которым обладали великие юмористы, подобные Гоголю,- остроумия, относящегося к предмету во имя целого строя понятий и представлений, противоположных описываемым" (VII, 106).¹

¹ (Салтыков цитируется по изданию: Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полное собрание сочинений, тт. I-XX, Гослитиздат, 1933-1941.)

Во время своего первого пребывания за границей (1875-1876), длившегося более года, Салтыков имел возможность лично наблюдать там поведение русских гулящих людей и задумал посвятить им целый цикл "веселых" сатирических рассказов.

История зарождения и характер замысла, работа над первыми главами цикла и причины, вызвавшие его прекращение,- все это прослеживается по письмам Салтыкова из-за границы.

В первый же месяц заграничной жизни, в мае 1875 г., Салтыков просил Некрасова прислать ему в Баден-Баден "Записки Пиквикского клуба" (XVIII, 291). Как это видно из последующих писем, книга Диккенса потребовалась Салтыкову в связи с задуманным в это время новым произведением. В июле и августе он сообщал Некрасову, что это будет "фельетон "Дни за днями за границей" в роде "Дневника провинциала"" (XVIII, 294), что начнет печатать эту большую вещь с январской книжки, что "будет нечто веселое" (XVIII, 296), "в роде "Пиквикского клуба"" (XVIII, 302).

В письме к П. В. Анненкову от 20 ноября, когда уже была написана первая глава цикла, названного на этот раз "Книгой о праздношатающихся", Салтыков изложил содержание всего предполагаемого цикла. "Тут,- писал он,- вы увидите многое множество лиц: и фальшивого Бисмарка, которого за сто марок в Берлине русским (и то потому, что русские) показывают, и мятежного хана Хивинского, и чиновника, который едет за границу от восцы, и генерала, который душу чорту продал, и проч. Все это будет проходить постепенно. Шпион явится, литератор, который в подражание "Анне Карениной" пишет повесть "Влюбленный бык". Смеху довольно будет, а связующая нить - культурная тоска. Хотелось бы и трагического попробовать - после болезни меня все в эту сторону тянет. В виде эпизода хочу написать рассказ "Паршивый". Чернышевский или Петрашевский, все равно" (XVIII, 323).

О включении в цикл "Культурные люди" рассказа о мужестве ссыльного революционера Салтыков позднее писал и Некрасову: "Тут у меня будет еще рассказ "Паршивый", человек, от которого даже все передовики отвернулись, который словно окаменел в своих мечтаниях, ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего - только свет! свет свет!" (XVIII, 360). Планируемый рассказ о революционере должен был составить трагический элемент цикла. Комической пошлости мнимо культурных "гулящих людей" правящего класса Салтыков намеревался противопоставить высокий трагизм подлинно культурного человека, русского революционера, борца за светлые идеалы человечества. Композиция цикла намечалась по принципу движения от комического к трагическому: "трагический элемент будет, но потом. Теперь надо, чтоб было весело" (XVIII, 360),- так пояснял Салтыков идейное соотношение первых и последующих глав. "Вообще о "Культурных людях" не судите по началу: право, будет хорошо" (XVIII, 360).

Таким образом, был задуман сложный и большой цикл.

К концу декабря пять глав цикла, принявшего теперь окончательное заглавие "Культурные люди", были написаны и появились в январской книжке "Отечественных записок" за 1876 г. Но на этом дело и остановилось. Осуществление широко задуманной "большой вещи", которую Салтыков обещал печатать непрерывно с января до мая (XVIII, 296), прервано в самом начале. Почему так получилось? "В переписке М. Е.,- говорит комментатор И. Векслер,- нет прямого ответа на этот вопрос. Но о причинах этого легко можно догадаться, принимая во внимание творческую и цензурную историю незавершенного цикла. Цензурная встреча "Культурных людей" не предвещала автору ничего радужного впереди, если принять во внимание замысел и намечавшийся автором план дальнейшей работы" (XI, 567). "Понятно, что при таком замысле произведения и при наличии цензурного гонения на его первые главы попытка продолжить задуманное представлялась сатирику явно безнадежной. Это, по-видимому,- основная причина незаконченности "Культурных людей", помимо других причин - творческого порядка" (XI, 568).

Говоря о цензурной встрече "Культурных людей", не предвещавшей автору ничего радужного, комментатор имеет в виду резкий отзыв цензора Лебедева о первых главах. Но дело в том, что этот отзыв не помешал их появлению в печати. Кроме того, у нас нет никаких указаний на то, что отзыв цензора стал сразу известен Салтыкову, жившему в это время за границей. Но если бы писателю и было известно цензорское донесение, то едва ли это могло заставить его сразу отказаться от продолжения цикла. Если бы он поступал так, то из двадцати с лишним созданных им циклов завершенными оказались бы очень немногие.

В своих письмах Салтыков много раз касается "Культурных людей", но при этом нигде не высказывает особых цензурных опасений, что было обычным явлением относительно многих других его произведений. Дело в том, что "Культурные люди", хотя они по своему замыслу и являются злой сатирой на дворянство и бюрократию, задуманы в такой манере, которая неоднократно выручала Салтыкова перед судом цензурного ведомства. Это манера сатирического фельетона, с обилием комического элемента, насыщенная приемами шаржа, фантастики, эзоповских фигур. В этой манере до "Культурных людей" написан "Дневник провинциала", а после, в условиях более жестоких цензурных преследований,- "Современная идиллия", "Пошехонские рассказы".

Задумав "Культурных людей", Салтыков писал: "Хочу опять Прокопа привлечь" (XVIII, 294). Прокоп Лизоблюд - фигура испытанная. Главный персонаж "Дневника провинциала", он в этой же роли привлечен в цикл "Культурные люди". Прокоп - праздношатающийся помещик, он "не у дел", фигура "неофициальная", и по этой своей "формальной" особенности он не попадал в категорию лиц, прерогативы которых так бдительно охраняла цензура. То же самое в известной мере относится и к другим персонажам "Культурных людей"; это праздношатающиеся помещики или бюрократы "в отставке". "Отставка" эта была временная, точнее, условная, для удобств сатирической расправы. Вспомним, например, бесшабашных советников Удава и Дыбу и графа Твердонто в "За рубежом". Они тоже "в отставке", в заграничном путешествии. Только при этом условии сатирик воздал им должное, в полную сатирическую меру.

Во всяком случае "Культурные люди" - в цензурном отношении если не менее, то и не более опасное из произведений Салтыкова.

Комментатор "Культурных людей", доверившись предвзятой мысли о цензуре как основной причине, помешавшей сатирику завершить цикл, поспешил с заявлением о том, что в переписке Салтыкова нет прямого ответа на вопрос, почему дело не двинулось дальше пяти глав. Между тем переписка именно дает ответ, освещая Салтыкова как художника с весьма интересной стороны. Признания Салтыкова, связанные с работой над "Культурными людьми", вводят в интимную лабораторию сатирика и позволяют проследить роль его душевного и физического состояния в осуществлении замыслов.

Написав первые пять глав "Культурных людей", Салтыков в целом ряде писем возвращался к мысли о их продолжении и каждый раз объяснял, почему это продолжение задерживается. Приведем эти места, так как они существенны для освещения темы.

"Я послал начало "Культурных людей",- писал Салтыков Некрасову 29 декабря 1875 г.- Кажется, вышло скверно. Извините. Писал (вторую половину) почти насильно, в чаду лихорадки и ревматических припадков... Первые главы не образец: я, действительно, писал их совсем больной, но ведь болезнь, пожалуй, так привяжется, что окончательно уничтожит юмор, который в этом случае преимущественно требуется" (XVIII, 331-332). В этом же письме Салтыков обещает к мартовскому номеру "еще глав 5-6" написать, а в февральской книжке отсутствие "Культурных людей" просит объяснить в примечании болезнью автора. Но уже в следующем письме (от 7 января 1876 г.) он сообщает Некрасову, что может возобновить "Культурных людей" только осенью, мотивируя это опять-таки вызванным болезнью отсутствием "веселости", которая необходима для произведений такого рода (XVIII, 333).

В целом ряде других писем, написанных в период с января по май 1876 года к разным лицам (Некрасову, Анненкову, Унковскому, Белоголовому, Суворину), Салтыков, касаясь "Культурных людей", выражает неудовлетворенность исполнением первых глав и жалуется на невозможность продолжения цикла. И каждый раз то и другое объясняется в разных формулировках одной и той же причиной: "нет веселого расположения духа"; "настоящей веселости нет"; "нужно целое море веселости, а где мне ее взять, когда весь, весь я болен"; "не могу; право, у меня расположение духа какое-то совсем трагическое" (XVIII, 336, 341, 346, 352, 359).

Примечательно, что в те же первые месяцы 1876 г., когда Салтыков жаловался на полную невозможность продолжать цикл "Культурные люди", он не прекращал работы над другими произведениями, в частности над очерками "Благонамеренные речи", и в числе их - над теми, которые впоследствии вошли в состав "Господ Головлевых". Из этого видно, что творческая сила и работоспособность Салтыкова находились в это время на самом высоком уровне, но приступы болезни создавали такое расположение духа ("совсем трагическое"), которое не отвечало требованиям "веселого" жанра "Культурных людей".

Несмотря на переживаемые Салтыковым длительные творческие затруднения с "Культурными людьми", мысль о продолжении их не оставляла его до мая 1876 г. Так, в письме от 11 мая Салтыков делится с Некрасовым планом, который предполагает развить "в одном из ближайших продолжении "Культурных людей " (XVIII, 364). Но после этого письма Салтыков уже не возвращается к мысли о возобновлении "Культурных людей". Необходимое для работы над ними "веселое расположение духа" не наступило. К июню Салтыков вернулся в Россию по-прежнему больным и сразу же должен был заменить в "Отечественных записках" еще более больного Некрасова. "Болезнь Ваша,- писал ему Салтыков в октябре 1876 г.,- тревожит и мучит меня лично совершенно так же, как и моя собственная. Тоскливо, тревожно, ничего делать не хочется" (XIX, 77).

"Веселый юмор" вернулся к Салтыкову только в начале 1877 г. Но к этому времени заграничный сюжет "гулящих людей" уже утратил свою привлекательность, оттеснился другими, более непосредственными впечатлениями и замыслами, требовавшими юмористического претворения. В феврале 1877 г. сатирик начал "Современную идиллию", где замысел "в роде "Пиквикского клуба ", не реализованный в "Культурных людях", был блестяще осуществлен.

Следовательно, не цензурными, а чисто творческими причинами объясняется приостановка "Культурных людей". Этот пример показывает, что в генезисе щедринских циклов, в темпах их продвижения, в их чередовании важно, между прочим, учитывать и такой фактор, как эмоциональное настроение сатирика, которое оказывало свое влияние на выбор жанра, той или иной тональности в каждый конкретный момент творческой работы.