А. И. Кузьмин. Северная война в проповедях Феофана Прокоповича

Значительное место в литературе петровского времени занимала пропаганда Северной войны. Для одержания победы над могущественным противником, каким являлась шведская армия, нужно было мобилизовать все силы народа. Пропаганда осуществлялась в газете "Ведомости", а также в официальных правительственных известиях - военных реляциях,¹ где в доступной для широких слоев населения форме рассказывалось о действиях русских войск.

¹ (См.: А. И. Кузьмин. Реляции Северной войны как памятник литературы. "Известия АН СССР", серия литературы и языка, 1967, т. XXVI, стр. 64-69.)

Пропаганде политики Петра I и Северной войны были посвящены "слова" и "речи" духовенства. Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский, Стефан Яворский, Феофилакт Лопатинский и другие представители церкви понимали значение Северной войны. Не будучи единомышленниками в решении многих важных вопросов, стоявших перед обществом того времени, они часто оказывались единодушными в оценке военных событий, хотя выражали свои мысли в разной форме. Официальные представители церкви рассказывали о победах русской армии, подвергали критике ее противников, прославляли Петра I и его сподвижников.

Проповедь - церковное поучение - произносилась в храме за литургией; в своей наиболее развитой форме ("дидоскалии") содержала рассуждения и доказательства. Она являлась актом художественного словесного представления и воздействовала на чувства и логическое восприятие слушателей; могла вызвать у них смех или слезы. Наиболее талантливым оратором этого времени был Феофан Прокопович, автор широко известного в восемнадцатом веке учебника по красноречию. Исследователи считают, что политические выступления Феофана представляют "ярчайший образец передовой русской публицистики первой трети XVIII в.".¹ Они отличались логическим построением, говорили о громадной эрудиции их автора.

¹ (Ф. Прокопович, Сочинения, предисл. И. П. Еремина, Изд. АН СССР, М.-Л., 1961, стр. 3. Далее страницы этого издания указаны в тексте.)

Какое же толкование нашла Северная война в речах Феофана? Прежде всего интересно, как объяснял он ее причины.

В "Слове похвальном на день рождества ... вел. кн. Петра Петровича" Феофан говорил о том, что шведы отняли у России берега "Ингрии и Карелии" (44). В проповеди, посвященной Ништадтскому миру,¹ он указывал на то, что Россия была изолирована от морских путей, от "честной с лучшим светом коммуникации" (122), и через эту войну получила земной и водный путь и в иные государства и оградила себя от неожиданного нападения соседей (123). Точно такими же причинами объясняли войну и единомышленники Феофана Стефан Яворский² и Гавриил Бужинский.³

¹ ("Слово о состоявшемся между империею Российскою и короною шведскою мире 1721 года, августа в 30-й день и должном нашем за толикую милость божию благодарении, проповеданное преосвященным Феофаном, архиепископом Псковским и Нарвским, в царствующем граде Москве, в церкви соборной Успения пресвятыя богородицы 1722 года, генваря 28".)

² (См.: М. Морозов. Феофан Прокопович как писатель, СПб., 1880, стр. 87.)

³ (Проповеди Гавриила Бужинского. "Ученые записки Юрьевского университета", 1900, № 4, стр. 464.)

Большое место при объяснении причин войны уделялось факторам моральным. Феофан много говорил о "гордыне" шведов, надеясь вызвать этим гнев исполненных религиозного смирения слушателей. Шведы "безмерно кичитися и гордитися и народи презирати навыче" (24). Русских они считали слабыми и отсталыми: "... соседи наши не могут извинитися от гордости, осуетившиися бо высокоумием своим... народ наш, яко немощный и грубый, презирали" (51). Напоминалось об обидах, нанесенных личности царя. В марте 1697 г., отправляясь в первое заграничное путешествие, Петр I остановился в Риге. Комендант города граф Дальберг не разрешил царю осмотреть крепость, учинил ему "обиды" и "афронт". В "Слове похвальном о баталии Полтавской..." Феофан напомнил об этом грубом обращении, об "укоризне и гонению смертному" на Петра (52). Как мы видим, официальные представители церкви возникновение войны объясняли не туманными понятиями "господней воли", а вполне реальными экономическими и политическими причинами. Совпадали ли эти объяснения с правительственными установками и толкованиями?

В записке Ф. С. Салтыкова "Изъявления прибыточные государству" - одном из самых ранних политических документов, освещающих исторические предпосылки войны, указывалось на попытку шведов "похитить" без всяких "претенций и причин" наследственные русские земли. Об этом же писал и П. Шафиров в вышедшем в 1717 г. "Рассуждении, какие законные причины е. ц. в. Петр I ... к начатию войны против Короля Карола 12 имел". Шафиров указывал следующие причины войны:

1. привычную для Запада точку зрения на Россию, как на страну слабую и отсталую; шведы говорили, что "русскую кана-лию могут не токмо оружием, но и плетьми из всего света, а не то что из земли их выгонить";
2. нежелание допустить усиление соседнего государства: "Шведы всегда имели ревность и ненависть на народ Российский и тщились оный содержать в прежнем неискусстве, особливо же в воинских и морских делах".¹

¹ (Стр. 40, 74, 76.)

Как видим, в объяснении причин Северной войны проповедники придерживались петровской точки зрения. Они обрушивали на шведов проклятия и не скупились на библейские и исторические аналогии. Вместе с тем некоторые из них, и прежде всего Феофан Прокопович, указывали на сильные стороны противника и тем самым раскрывали трудности борьбы с ним. Вспомнив изречение древнего философа, который рекомендовал быть правдивым и уметь подмечать "добрые свойства" даже у своих врагов, Феофан высоко оценил шведов: они обогнали нас "как во всех прочих учениях, так и в воинском искусстве" (114); уже "не вчера" у них в школах, и в сенате, в учении и на практике изучают "философию политическую", но. особенно много преуспели они в делах военных. У шведов были усвоившие свой и иностранный опыт искусные военачальники, хорошо обученное войско: сильные и выносливые солдаты ("рядовой воин был сильный и во всяких трудах и безгодиях терпеливый"). Это качество они приобрели двояким путем:

1. от природы ("зимних бо климатов народи, яко удобнейшие к войне, паче прочих от политиков похваляются");
2. в результате частых и длительных походов.

Для ведения войны, указывает Феофан, Швеция имела деньги и первоклассное вооружение.

Большое значение придавалось "моральному духу": "... что всего есть большее, вей равно и по государе и по отечестве своем ревнующым" (155). Положительные качества, присущие шведам, еще больше подчеркивали их пороки. Будучи народом высокоразвитым и богатым, они не гнушались насилием и грабежами: "Кий град и кий дом избеже опасной и многоочной его ненасытности?" (26),- восклицает Феофан. Он обвинял их в ограблении Польши, Саксонии, Курляндии и Силезии.

Феофан стремился растолковать важность всех петровских мероприятий, показать, что они нужны для укрепления страны и для победы. Он гордится тем, что Россия занимает огромное пространство, гением Петра I; страна преобразилась: на месте грубых хижин построены светлые палаты; там, где были леса, выросли города и крепости, созданы новые правительственные учреждения. Большое значение Феофан придавал просвещению народа - устройству школ, печатанию книг, развитию искусства: "Уже и свободные учения полагают себе основания, идеже и надежды не имеяху, уже арифметическия, геометрические и протчия философския искусства, уже книги политическия, уже обоей архитектуры хитрости умножаются" (44). Как смотрели на допетровскую Русь иноземцы? У народов политических мы считались варварами, говорит Феофан, у гордых пребывали в презрении, у мудрых почиталися невеждами, для хищных мы были желанной добычей; "у всех - нерадими, от всех - поруганны" (46). Многие считали, что в столкновении со шведами русские потерпят поражение и погибнут. Противники наши склонили на свою сторону гетмана Мазепу. Гневными словами осуждает Феофан предательство: "... скверное лице, мерзская машкора, струп и студ твой, Малая Россие, измена Мазепина. О врага нечаянного! О изверга матери своея! О Иуды новаго! Ниже бо да возмнит кто излишнее быти негодование Иудою нарицати изменника" (54). Поступок Мазепы Феофан сравнивает с поведением супостата, который во время пожара бросает в горящий дом сено и солому, или во время бури пробивает в корабле скважины. "Пси не угризают господий своих, звери свирепыя питателей своих не вредят; лютейший же всех зверей раб, пожела угристи руку ею же на толь высокое достоинство вознесен..." (28). Не менее гневными словами поносит изменника Стефан Яворский и другие проповедники.

Несмотря на стечение гибельных обстоятельств, Россия одержала победу. Недруг наш "побежден есть тогда, егда мняшеся победу в руках держати" (29).

Кому же обязана Россия столь славными победами? Феофан исходит из платоновского учения о государстве: все общество строго разделено на сословия, каждому из них присущи определенные функции: "кому служить, кому господьствовать, кому воевать, кому священствовать и прочая" (97). Феофан словно не знает о том, что тяготы войны несет на себе простой народ. В речи "Колесница торжественная" он осуждает его за проявления недовольства. Во главе общества стоит царь. Победу дал бог Петру, а уж царь дал ее народу ("... сей богом тебе и тобою всем нам дарованной победы..." - стр. 23). Эта мысль повторяется в проповедях неоднократно. В "Слове похвальном о флоте российском и о победе галерами российскими над кораблями шведскими иулиа 27 дня полученной..." Феофан благодарит бога за то, что он внушил царю мысль создать морской флот, и восхваляет Петра. В "Слове на Полтавскую победу" он говорит о "неопределенном мужестве и храброй силе светлейшего монарха". Свое отношение к царской власти Феофан выразил в трактате "Правда воли монаршей" (1722), где писал, что всякая верховная власть конечной своей целью имеет всенародную пользу. Еще раньше эту мысль он высказал в "Слове на Полтавскую победу": слуги и подданные должны служить царю, и царь в свою очередь служит своим подданным (28).

Большую роль отводит Феофан и созданной Петром I армии: старое стрелецкое войско уже не обеспечивало задачи обороны. Из защитника отечества оно превратилось в лютого врага, и если бы его не ликвидировали, "была бы то гангрена некая, свое, а не чуждее тело вредящая" (116). Феофан ратует за создание со-временной, оснащенной новейшим вооружением армии - "воинства регулярного, страшной артиллерии, флота морскаго" (124). Кроме армии, нужен и флот. До Петра в России не было военно-морского флота; созданию его проповедник посвящает особенно много внимания. "Мы точно вкратце рассудим, как собственно российскому государству нуждный и полезный есть морской флот...",- говорит он в "Слове похвальном...", посвященном победе при о. Гренгам,- "... понеже не к единому морю прилежит пределами своими сия монархия, то как не безчастно ей не иметь флота? Не сыщем ни единой в свете деревни, которая над рекою или езером положена и не имела бы лодок. А толь славной и сильной монархии, полуденная и полунощная моря обдержащей, не иметь бы кораблей, хотя бы ни единой к тому не было нужды, однако же было бы то бесчестно и укорительно" (107). Нападение, совершенное неприятельским войском, можно предупредить, о нем слышно издалека, осуществляется оно не так неожиданно и скоро, как приход вражеского флота. С морской силой противника можно бороться, только имея свой сильный флот. Примеры многих разоренных государств учат нас уделять большое внимание вооруженным силам, "оружие держати крепко, искусно и неусыпно" (124).

"Премудрых военачальников" и "непобедимых воинов", которые помогли царю одержать победы, Феофан называет "крепкими столпами" и "адамантовыми щитами" отечества (36). "Не краткаго слова, но вечнаго прославления достойни есте",- восклицает он, обращаясь к участникам сражения при острове Гренгам 27 июля 1720 г.- Должни блажити вас старии, должни на образ ваш смотрети юнии, должен нынешний век величати, должен будет славити и последний род" (112).

У Феофана имеется и своя теория войны. Всякая война подобна болезни, но коль скоро человек заболел, то лечить его нужно разумно. Ведение боевых действий на своей земле проповедник сравнивает с болезнью, поразившей внутренние органы: усиливается страх, разбегаются и прячутся жители, прекращается торговля, уменьшаются доходы от таможенных сборов, противник грабит и разоряет хозяйство, поднимает голову измена. Болезнь внутри лечить труднее, "нежели вреды на верх тела" (27), поэтому Феофан рекомендует наступательную тактику, ведение военных действий на территории противника. Одержав победу, нужно не успокаиваться на достигнутом. Неприятель всегда захочет вернуть потерянное. "Не меньшая бо слава есть удержати завоеванное, нежели завоевать - давная есть пословица" (108).

Каковы же художественные достоинства "слов" и "речей" Феофана? Многие его проповеди состоят из двух главных частей: общей, в которой говорится о причинах, приведших к данному событию, и конкретной, о факте, которому посвящена проповедь. Так, одна из лучших его речей, "Слово похвальное о флоте российском..." содержит историю создания русского флота и описание последнего сражения, которое как бы подтверждает примером положения первой общей части.

Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский, Стефан Яворский как писатели принадлежат к школе барокко. В славянских странах этот стиль раньше всего проник на Украину, в духовные школы, откуда приехали наиболее выдающиеся проповедники петровского времени. Большое развитие в этом стиле получает аллегоризм. Герб Швеции включал изображение льва. Очень часто шведы и их король в проповедях изображаются в виде льва, например у Феофана: "Забыв себе льва быти, употреби лисовой хитрости и татьски нападе на полки твоя" (30). У Гавриила Бужинского: "Камнем Давид опроверже Голиафа, камнем порази и поражает льва свейскаго".¹ Но не только отличительный знак шведского государства позволял сравнивать Карла XI с этим сильным и смелым хищником. Действиям шведов присущи были мужество, дерзость, сила, т. е. те свойства, которые характеризуют "царя зверей". В одном из "слов" Феофан сравнивает шведов с медведем, отведавшим крови и ставшим от этого еще более свирепым. Россия с ее беспредельными просторами уподобляется морю, в котором, как олово, утонула шведская армия (35).²

¹ (Проповеди Гавриила Бужинского, стр. 461.)

² (Сравни с библейским: "... и покрыло их море: они погрузились, как свинец, в великих водах". Исход, ст. 15.)

Особенно широко символику и аллегоризм использовали Гавриил Бужинский, Стефан Яворский и другие проповедники. Образы библии и античной мифологии у них часто затмевали смысл. В "Слове на взятие Шлиссельбурга" Ст. Яворский представил Петра I в образе пророков - Даниила, Иезекиимя и Моисея, четырех херувимов, Геркулеса и т. п. Христа он называет "кавалером небесным".

Накопление сходных определений - амплификации - приводит к появлению сложных и многосложных слов.¹ У Феофана часто встречаются слова такого типа: клятвопреступный, благорассудный, многомятежный, богомудрый, беспечальный, порфирородный. Словарный состав "проповедей" отличается макароническим смешением. Здесь славянизмы: егда, глаголати, бехом, аки, всуе, вкупе, обаче; латинские слова: виктория, трибун, консул, протекция; греческие: нектар, обелиск, ритор; французские: акция и др.

¹ (См.: И. П. Еремин. Литература древней Руси. Изд. "Наука", М.- Л., 1966, стр. 209.)

Имеет место и перифраз, когда вместо точного названия оратор прибегает к описанию: Мазепа - "внутренный супостат" (29), "проклятый зменник" (26); шведская армия - "оружие носящие супостатские вой" (33), и т. п.

Одним из признаков стиля барокко является "совмещение на одной плоскости христианской мифологии и греко-римской". Примеры подобного смешения мы уже приводили.

Библейский эпитет "мышца высокая" (32, 35) и библейское олицетворение "кровь вопиет" (55) сосуществуют у Феофана с народной пословицей: "противо рожна прати" (97), "не разом Краков будовано" (45), "не урод телом, но дивен делом" (106); с олицетворением, присущим народному искусству: признаками живого существа он наделяет Днепр, который устыдился послужить изменникам и врагам и "пожрал" их во время переправы (33). Широко использованы в речах и словах поэтические сравнения. Феофан говорит о нападении русских галер на шведские корабли и сравнивает их действие с "еллинским" Геркулесом, поразившим кита; вспоминает из библии книгу пророка Ионы и книгу Маккавейскую. Согласно законам искусства церковного красноречия, проповедники широко пользовались риторическими вопросами и обращениями. У Феофана встречаем обращение к России, к Петру, к полтавскому полю, к Мазепе, к богу, к библейским и античным героям и т. д.

Проповеди осложняются различного рода вставными новеллами; так, Феофан приводит рассказ Герберштейна о могуществе русской армии (25), объясняет Пуническую войну (29), пересказывает "естествоспасателей" (35). В некоторых "словах" используется прием, когда внешняя форма высказанной мысли противоположна ее внутреннему значению: "Мнози бо уже достигоша Москвы, но мнози под Полтавою возлюбиша место" (35), иронизирует Феофан над шведской армией. Мазепу он называет "непобедимым", который также шел на Москву, но "от пути дому своего заблуди" (35).

Художественную образность "словам" придавали лирические эпитеты: "печальная пагуба", "сладкие надежды", "лютая война", "военный пламень", "крылатый ковчег", "адамонтов" щит, "трепетное бегство", "оледенелые сердца", "понурый изменник", "железный желюд" и т. п.

В ораторское искусство мощной струей вторглись новые художественные образы и понятия, вошедшие в обиход в связи с изменениями жизни и быта. В проповедях Феофана Россия сравнивается с кораблем, которым должен управлять опытный кормщик (41).¹ Гавриил Ёужинский сравнивает верующего с моряком, который благополучно приводит в гавань поврежденный бурей корабль ("Корабль от волн повреждены, машты имущи переломлены, пароси передраны, ванты и прочие снасти перерваны").²

¹ (Ср. у Пушкина о Петре I: "Сей шкипер был, Тот шкипер славный. Кем наша двигнулась земля, Кто придал мощно бег державный Рулю родного корабля" ("Моя родословная").)

² (Проповеди Гавриила Бужинского, стр. 481.)

Мы уже отмечали, что Ф. Прокопович, Ст. Яворский, Г. Бужинский отличались каждый своим стилем проповеди. "Слова" С. Яворского и Г. Бужинского по своему стилю более консервативны, отличаются ярко выраженным церковным словарем и малодоступны слушателям. У Феофана явное стремление стать понятным слушателю, его проповеди приближаются к политической речи. Для лучшего воздействия на слушателей он наполнял речи актуальным содержанием, использовал конкретные живые образы, упрощал язык. Он был против "высокопарных" и "гремящих слов". Оратор должен "собрать высокие и разум пленящие мысли,- утвердить их на истинных и ясных доказательствах, произносить со сладостью и приятством". Некоторые творческие приемы его ораторского искусства использовались и позднее, когда время требовало от людей героики.