А. Л. Алексеев. И. А. Гончаров - автор официального "Отчета о плавании фрегата "Паллада""

Участие И. А. Гончарова в экспедиции 1852-1855 гг. к берегам Японии и Китая - факт исключительной важности в творческой биографии писателя. На материале этой экспедиции им было создано одно из лучших произведений русской и мировой литературы о морских путешествиях - книга путевых очерков "Фрегат "Паллада"", выдержавшая при жизни Гончарова четыре издания.

Тема путешествия прошла через все творчество писателя: в детском журнале "Подснежник" как бы в дополнение к "Палладе" в 1858 г. им был напечатан очерк "Два случая из морской жизни"; в 1874г. в сборнике "Складчина" - очерк "Из воспоминаний и рассказов о морском плавании" (в последующих изданиях озаглавленный "Через двадцать лет"), а в 1891 г. в московском журнале "Русское обозрение" еще один очерк - "По Восточной Сибири. (В Якутске и Иркутске)", явившийся как бы заключительной главой ко всей книге.

"Как прекрасна жизнь, между прочим и потому, что человек может путешествовать!",- писал Гончаров во "Фрегате "Паллада"". Но значение этой книги не исчерпывается глубиной и проникновенностью художественных описаний всего того, что мог наблюдать Гончаров-путешественник от берегов Кронштадта до устья Амура. "Фрегат "Паллада"" - полотно большой социальной значимости, написанное на живом, исторически достоверном материале, отразившем различные стороны общественно-политической жизни и быта как европейских колонизаторов, так и угнетенных ими народов Африки и Азии. Тема колониализма во "Фрегате "Паллада"" уже нашла отражение в исследованиях советских литературоведов, особенно в работе Н. К. Пиксанова "Гончаров и колониализм"¹ и в работах В. А. Михельсона и М. С. Горенштейна.

¹ (Материалы юбилейной Гончаровской конференции. Ульяновск, 1963, стр. 23-53.)

Автор "Обыкновеной истории" и "Обломова", свободно владевший тремя европейскими языками, получил назначение на военное судно прежде всего как должностное лицо - как секретарь командира экспедиции, опытного моряка и дальновидного дипломата генерал-адъютанта адмирала Е. В. Путятина. Помимо установления дипломатических и торговых отношений между Россией и Японией, экспедиция имела и другое - военное - назначение. В секретной инструкции управляющего Морским министерством великого князя Константина Николаевича от 16 октября 1852 г. говорилось: "Независимо от политической и торговой цели и посещения некоторых китайских портов на генерал-адъютанта Путятина, собственно в морском отношении, возложено:

• собрать на местах сведения обо всем, что происходит вдоль берегов нашего азиатского материка и у берегов северо-западных наших владений в Америке, и сообразить, какие меры ближе всего, при настоящей недостаточности судов Камчатской флотилии, могли бы на будущее время обеспечить тамошние наши владения от своевольства чужеземных китоловов;
• с осторожностью осмотреть остров Сахалин".

В заключение подчеркивалось: "Настоящая цель этой экспедиции должна быть сохранена в строгой негласности".¹

¹ (Центральный гос. архив Военно-Морского флота СССР, ф. 296, оп, 1, доп. № 3, лл. 73-75.)

Такие цели экспедиции обязывали секретаря Гончарова всегда быть в курсе международных политических событий. Через него шла официальная переписка адмирала с русским правительством и дипломатическая - с правительствами других стран. Им составлялись отчеты и донесения адмирала, а кроме того, его обязанностью было ведение дневниковых записей, т. е. он должен был, по его же словам, "записывать все, что мы увидим, услышим, встретим". Во время плавания Гончаров много читал специальной морской литературы и литературы научной ("Паллада" имела прекрасную библиотеку по всем отраслям знаний). "Дела у меня много: все, разумеется, по службе; о своем и подумать некогда",- писал он в конце июля 1853 г. Языковым. Как секретарь Гончаров вполне удовлетворял адмирала. В рапорте морскому министру от 19 ноября 1855 г. адмирал доносил: "Г-н Гончаров, кроме отличного исполнения лежавшей на нем обязанности секретаря при мне во время плавания фрегата "Паллада", занимался по моему приглашению преподаванием русской словесности бывшим на означенном фрегате гардемаринам и вообще был весьма полезным приобретением для экспедиции".¹ А еще раньше, 27 июля 1854 г.: "Я не могу не выразить вновь моей благодарности за благосклонное ходатайство Ваше о назначении г-на Гончарова в экспедицию. Он до конца пребывания своего при мне отличался ... деятельностью и усердием... Он по своим способностям и образованию весьма полезен для службы, и я смело могу рекомендовать его Вашему превосходительству для исполнения всякого рода важнейших поручений".²

¹ (Центральный гос. архив Военно-Морского флота СССР, ф. 283, оп. 3, № 3467, лл. 1-2.)

² ("Новое время", Иллюстр. прил., 1912, № 13017, 9 июня, стр. 8-9.)

По возвращении из плавания Гончаров вступил в свою прежнюю должность-столоначальника Департамента внешней торговли Министерства финансов. Но результаты донесений адмирала Путятина не замедлили сказаться на дальнейшей служебной карьере Гончарова: 16 февраля 1855 г. он был произведен за выслугу лет в надворные советники, 17 июля того же года в коллежские советники, а 25 декабря - по высочайшему приказу, "вне правил", в статские советники - "за особые заслуги его по званию секретаря при генерал-адъютанте графе Путятине".

Осенью 1855 г. Е. В. Путянин возвратился в Петербург, где ему предстояла работа по составлению официального отчета об экспедиции. В связи с этим он счел необходимым обратиться за помощью к своему бывшему секретарю, подготовлявшему к печати в журналах отдельные путевые очерки. 1 декабря 1855 г. Гончаров сообщал брату Николаю в Симбирск: "Приехал адмирал Путятин, с которым я плавал, и выпросил у министра откомандировать меня месяца на два писать отчет государю об экспедиции".¹ Такой отчет Гончаровым в декабре 1855 г. был составлен. 31 декабря он писал Е. В. Толстой: "Вы спрашиваете о романе... А романа нет как нет: есть донесение об экспедиции, есть путевые записки, но не роман".²

¹ ("Русская старина", 1911, № 10, стр. 50-51.)

² ("Голос минувшего", 1913, № 12, стр. 245.)

В январском номере "Морского сборника" это "донесение" было опубликовано под заглавием "Отчет о плавании фрегата "Паллада", шкуны "Восток", корвета "Оливуца" и транспорта "Князь Меньшиков" под командою генерал-адъютанта Путятина в 1852-1855 гг. (Составлено из официальных донесений)". Но это был не "всеподданнейший" отчет Е. В. Путятина; последний писался позже самим адмиралом и, вероятно, также не без некоторой консультативной помощи со стороны Гончарова (опубликован в "Морском сборнике", № 10 за 1856 г.).

Литературоведам, работающим над изучением "Фрегата "Паллада ", оба эти отчета хорошо известны, но почему-то никто из них не высказал в печати хотя бы предположения о принадлежности одного из них И. А. Гончарову.

Составленный на основании официальных донесений и, по-видимому, из данных не сохранившегося судового журнала, "Отчет" этот, как всякий официальный документ, а тем более морской, насыщен техническими и навигационными терминами, а также профессионализмами, доступными по большей части только опытным морякам. Тут и названия частей корабля, и данные о его курсе, скорости, местонахождении, и данные метеорологического характера с названиями ветров, и сведения о техническом и военном оснащении судна, о поломках частей и механизмов и т. д. Вот некоторые примеры такого профессионального морского языка из "Отчета": "Сделался крепкий ветер от SO и к вечеру засвежел до такой степени, что принудил спустить нижние реи на сетки и стеньги на найтовы". "Имея марсели в 4 рифа, фрегат на высоте мыса Старт претерпевал жестокие удары в нос... в 8 часов утра бушприт зарылся от волнения до такой степени, что вышел из воды без утлегаря". Или о техническом и военном оснащении: "Фрегат был снабжен массивными металлическими помпами, 60 винтовками со штыками, 4 бомбическими орудиями с замками, прицелами и пр., а равно к ним: ядра, бомбы (без начинки), станки, банники и прочие принадлежности", и т. д.

И в то же время "Отчет" не лишен художественных элементов, особенно в местах, имеющих описательный характер, где речь идет о русском посольстве в Японии и о том непосредственном впечатлении, которое произвели на русских людей японские представители своими нравами и обычаями. Хотя и не в тождественном, но весьма близком выражении они вошли во второй том "Фрегата "Паллада"". Более внимательное ознакомление с их стилистическими особенностями путем сопоставления соответствующих мест "Отчета" с текстом "Фрегата "Паллада"" и с письмами Гончарова из кругосветного плавания¹ позволяет сделать заключение, что автором их было одно лицо. Вот наиболее выразительные примеры такого тройного текстуального сопоставления.

¹ (Литературное наследство, т. 22-24. М., 1935, стр. 309-427. Вступ. статья и комм. Б. Энгельгардта. Пользуюсь случаем исправить ошибку, допущенную в этой публикации и нашедшую отражение в составленной мною "Летописи жизни и творчества И. А. Гончарова" (Изд. АН СССР, М.- Л., 1960), а именно: письмо Гончарова от 9 января 1853 г. (стр. 365-368) адресовано не И. И. Льховскому, а М. А. Языкову, о чем дважды свидетельствует обращение в тексте письма к Михаилу Александровичу.)

"Узнав, что о цели прибытия нашей 
эскадры к берегам Японии сообщено 
будет чрез имеющееся у генерал-адъютанта 
Путятина письмо к нагасакскому губернатору, 
японцы спросили: "Зачем же с одним 
письмом прибыли четыре судна?".1

¹ ("Морской сборник", 1856, № 1, отд. III, стр. 150 (в дальнейшем в тексте указывается только страница). )

"Между прочим, после заявления нашего, 
что у нас есть письмо к губернатору, 
они спросили, отчего же мы одно письмо 
привезли на четырех судах?".1

¹ (И. А. Гончаров, Собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, М., 1953, стр. 12 (в дальнейшем в тексте указываются только том и страница).)

"Узнав, что у нас есть письмо 
к властям, он спросил: зачем же мы 
одно письмо привезли на четырех 
судах?"	
                     (VIII, 260).

"В то время, когда шесть шлюпок с полномочным 
и его свитою в строгом порядке, одна за другою, 
тронулись с места, раздался народный гимн 
"Боже царя храни", и суда наши мгновенно покрылись 
флагами всех наций, а матросы, 
стоявшие по реям, огласили воздух 
троекратным ура"	(153). 

"После размена обыкновенных 
учтивостей и передачи губернатору 
письма в Верховный Совет, полномочный хотел приступить 
к переговорам касательно получения ответа, 
но губернатор отклонил это, прося 
отдохнуть и потом уже продолжать 
беседу, и затем удалился" (153).

"За час до приезда полномочные 
прислали ген. ад. Путятину от своего 
имени подарки, состоящие из прекрасных 
лакированных ящиков, чернильниц и т. п. 
и, между прочим, саблю высокого достоинства, 
как по качеству клинка, так и по красоте 
внешней отделки. Оружие этого рода 
дорого ценится японцами и сабли их 
не уступают никаким в свете. Вывозить их 
строго запрещено. Подарок этот еще замечателен 
по своему значению: он есть крайнее выражение 
дружбы"	(159). 

"Наконец, после полудня, прибыли две большие 
двухэтажные лодки, завешенные красной шелковой 
материей, украшенные луками, стрелами, 
булавами, гербами и прочими 
знаками высокого звания полномочных" (159). 

"Ген. ад. Путятин пригласил полномочных 
сначала в свою каюту для отдыха, а потом 
показал им фрегат. Они спускались в жилую палубу, 
в арсенал, останавливаясь на каждом шагу и 
расспрашивая обо всем с такою любознательностию, 
которая бы сделала честь самому образованному европейцу. 
После того приглашены они были на ют, где 
устроили для них из сигнальных флагов палатку. 
Наши показали им, сколько позволяло место на палубе. 
образчик фронтового ученья с маршировкою, потом 
примерное ученье орудиями и тревогу. 
Они с непритворным изумлением и удовольствием 
смотрели на все и благодарили наших моряков"  (159). 

"Они не знали, как благодарить за внимание..." (159). 

"Подражая их обычаю, наши к концу обеда предложили 
им конфекты в изящных, купленных в Англии для 
подарков ящиках, которые отослали с ними, также 
альбомы с гравюрами, и привели их в 
совершенный восторг"                         (160).

"Теперь представьте себе, вдруг семь наших 
военных шлюпок двинулись при звуках музыки, 
при криках ура, по рейду, между тем как суда 
наши сверху до низу покрылись разноцветными 
флагами всех наций, и матросы стояли по реям".1 

"Отдав губернатору бумагу, адмирал хотел было 
продолжать разговор, но губернатор попросил нас 
отдохнуть - бог весть от какой усталости - и 
ушел в одну сторону, а нас повели в другую".2 

¹ (Литературное наследство, т. 22-24, стр. 397-398.)

² (Литературное наследство, т. 22-24, стр. 398-399.)

"Но что за вещи прислали они - загляденье! 
Один прислал шкатулку, черную, лакированную, 
с золотыми рельефами храмов, беседок, гор, 
деревьев... Другой подарил чернильницу с 
золотыми украшениями, со всем прибором для 
письма... Но самым замечательным и дорогим 
подарком была сабля, и по достоинству, и по 
значению. Подарок сабли у них служит 
несомненным выражением дружбы. Японские 
сабельные клинки, бесспорно, лучшие в свете. 
Их строго запрещено вывозить" 
                                 (III, 166). 
"В первом часу, наконец, от берега тронулась 
целая флотилия к нам. Посреди пятидесяти или 
шестидесяти лодок медленно плыли две огромные, 
крытые лодки или барки, как два гроба, обтянутые, 
как гробы же, красной материей, утыканные 
золочеными луками, стрелами, пиками и булавами. 
Лодки были в два этажа..."	       (III, 169). 

"Их (полномочных,- А. А.) повели в адмиральскую 
каюту... Посидев несколько минут, все пошли 
наверх, в палатку. Полномочные вели себя, как 
тонкие, век жившие в свете, люди; все должно 
было поражать их, не видавших никогда европейского 
судна, мебели, украшений. Что шаг, то новое для них. 
Они сознались в этом на другой день, но тут 
не показали, ни жестом, ни взглядом, удивления или 
восторга... Им подали чай. Между тем вся команда 
выстроилась на палубе; началось ученье ружьем, 
потом маршировка. Четыреста человек маршировали 
вокруг мачт, от юта до бака и обратно. 
Но всего эффектнее было, когда пробили тревогу... 
Им показали действие орудиями. Они благодарили 
адмирала и попросили поблагодарить людей"	 
                              (III, 169-170). 
"Они смущались нашею вежливостью и внимательностью 
и не знали, как благодарить"      (III, 171). 
"Потом мы, подражая тоже их обычаю, поставили 
перед каждым полномочным по ящику конфект. Они 
уже тут не могли скрыть своего удовольствия или 
удивления и ахнули - так хороши были ящики из 
дорогого красивого дерева, с деревянной же мозаикой... 
Потом им показали и подарили множество раскрашенных 
гравюр с изображением видов Москвы, Петербурга, наших 
войск..."	                        (III, 172). 

Этих примеров вполне достаточно, чтобы установить частичное сходство официального "Отчета о плавании фрегата "Наллада"" с книгой очерков Гончарова "Фрегат "Паллада " и его письмами из плавания, носящими частный характер, а следовательно - и установить принадлежность "Отчета" перу Гончарова.

Поиски в архивах, и прежде всего в Центральном государственном архиве Военно-Морского флота СССР, оригинала "Отчета" остались без результата. Правда, в названном архиве имеются официальные донесения (рапорта) Путятина с "Паллады", в составлении которых принимал участие Гончаров как секретарь адмирала и которые он, вероятно, имел перед собой при составлении данного "Отчета". Но написаны они не рукой Гончарова, а находившимся на "Палладе" писарем.