Л. Н. Назарова. И. С. Тургенев и М. Горький (Образ рассказчика в "Записках охотника" и в цикле "По Руси")

Как известно, "Записки охотника" имели огромный успех как у современной Тургеневу читающей России, так и у последующих поколений. Это было вызвано прежде всего тем, что автор одним из первых в русской литературе стремился показать в своих рассказах многообразие и богатство духовной жизни русского крестьянина, глубину его характера и одаренность.

"Тургенев <...> доканчивал помещичество и брал из жизни светлые образы простолюдинов, любя и лелея их",- отмечал еще Н. П. Огарев.¹

¹ (В сб.: Русская потаенная литература XIX столетия. Лондон, 1861, стр. LXXXIX.)

В наши дни к этой же основной тенденции "Записок охотника" - изображению духовного богатства русского крестьянина - обращался ряд советских исследователей, в частности И. В. Сергиевский, И. А. Новиков, Н. М. Белова, С. М. Петров и др.

Сложным и противоречивым было отношение к "Запискам охотника" у М. Горького. В лекциях, прочитанных в Каприйской партийной школе, он дал развернутую характеристику творчества Тургенева в целом, и в частности его знаменитой книги. Тогда, в период борьбы между революционно-пролетарской и либеральной идеологией, Горький выступил против концепции представителей либерально-буржуазного литературоведения, которые преувеличивали, с его точки зрения, значение "Записок охотника" в освободительном движении эпохи и использовали в своих целях слабые стороны ее автора.¹ Горькому казалось, что в "Записках охотника" "мы нигде не встретим прямого, открытого пртеста против рабства", что "бунтующий мужик остался у Т[ургенева] в стороне".² Горький был, конечно, неправ.³ В то время ему не могла быть известна цензурная история "Записок охотника"; вероятно, не знал он и о том, что от реализации замысла рассказа "Землеед", предназначавшегося для этого же цикла, Тургенев принужден был вовсе отказаться, так как ему было совершенно ясно, что о напечатании подобного произведения при Николае I не могло быть и речи.

¹ (А. Н. Богданов. Горький и Тургенев. Тезисы до кладов четвертой научной конференции горьковедов Поволжья (июнь 1961 г.), Горький, 1961, стр. 18.)

² (М. Горький. История русской литературы. ГИХЛ, М., 1939, стр. 179, 182.)

³ (М. В. Минокин в статье "М. Горький о Тургеневе" пишет о том, что высказывания Горького о "Записках охотника" являются "спорными". В то же время исследователь делает оговорку, считая, что "нельзя подходить к материалам этих лекций Горького как к законченной работе" ("Ученые записки Орловского гос. педагогического института", т. 17, Межвузовский тургеневский сборник, Орел, 1963, стр. 243).)

В каприйских лекциях Горький осуждал также стремление автора "Записок охотника" изображать лишь положительные качества в характерах крепостных крестьян, которые отличаются тем, что они "поэты, любят природу, песни". Указывая на то, что крестьяне лишь у Тургенева "кротки, терпеливы",¹ Горький также был не вполне справедлив, так как под гнетом крепостного права значительная часть крестьянства в действительности отличалась именно своей пассивностью и долготерпением.

¹ (М. Горький. История русской литературы, стр. 186.)

Позднее, в статье III "Бесед о ремесле" (1931), Горький, вспоминая кружки 80-х годов, указывал на то, как "глубоко отражались противоречия литературы и жизни", противоречия "книжной догмы" народничества и "непосредственного опыта"¹ на молодежи, подобной ему. А в статье "О том, как я учился писать" (1928) Горький критиковал писателей-народников (Злато-вратского, Засодимского, Левитова, Нефедова и многих других) за то, что они "усердно и в тон дворянской литературе занимались идеализацией деревни, крестьянина, который представлялся народникам социалистом по натуре, не знающим иной правды, кроме правды "общины", "мира"". По мнению Горького, герои рассказов писателей-народников - "мечтатели-мужички Минаи, Митяи - плохие копии с портретов Поликушки, Калиныча, Каратаева" (XXIV, 476). Осуждение Горьким идеализации крестьянства в произведениях писателей-народников не могло не содействовать критической оценке им и предшественников народнической литературы, к которым он причислял Л. Н. Толстого и Тургенева.

¹ (М. Горький, Собрание сочинений в тридцати томах, т. XXV, Гослитиздат, М., 1953, стр. 325 (в дальнейшем все цитаты даются по этому изданию с указанием в тексте тома и страницы).)

Впрочем, не следует забывать о том, что и в советский период отношение Горького к "Запискам охотника" было весьма противоречивым. Так, например, в статье "О старом и новом человеке" (1932) Горький, снова возвращаясь к мысли о том, что в первой половине XIX в. писатели (имеется в виду прежде всего Тургенев) "изображали крестьянство <...> очень жалостливо, мягкосердечным лириком и мечтателем, покорным его судьбе", далее, однако, разъяснял, что это являлось необходимостью. По словам Горького, "нужно было убедить правительство, что крестьянин - тоже человек, что пора снять с его шеи ярмо раба - крепостное право" (XXVI, 284).

Характерно также, что в 1935 г. в <План "Библиотеки колхозника"> Горький включил наряду с отрывками из книги Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" и "Сорокой-воровкой" Герцена три рассказа из "Записок охотника" - "Бурмистр", "Контора" и "Два помещика".¹ Тем самым Горький подчеркнул антикрепостническую направленность этих произведений и необходимость ознакомления с ними широких кругов колхозного крестьянства.

¹ (Архив А. М. Горького, т. X. М. Горький и советская печать. Кн. 2. Изд. "Наука", М., 1965, стр. 430.)

В том же году в замечаниях "К проекту программы для литкружков" Горький, говоря о писателях, которые "послужили" "реализму нашей литературы", наряду с "Повестями Белкина" Пушкина поставил "Записки охотника". И вместе с тем Горький снова подчеркивал, что "отсюда, т. е. от Пушкина, Тургенева, А. Н. Толстого", пошли народники с их "романтизацией крестьянства".¹

¹ (Архив А. М. Горького, т. III. M. Горький. Повести, воспоминания, публицистика, статьи о литературе. М., 1951, стр. 241.)

Сложное и противоречивое, порой критическое отношение к некоторым аспектам изображения крепостного крестьянства в "Записках охотника" не исключало того обстоятельства, что, создавая цикл "По Руси", Горький несомненно испытал на себе какое-то воздействие и книги Тургенева.¹ Не случайно в одном из рассказов этого цикла ("Вечер у Панашкина", 1916) рассказчик уговаривает Панашкина прочитать "Записки охотника", и тот, возвращая эту книгу, говорит: "Чего тебе тут нравится? Это, брат, не интересно, как настоящая жизнь" (XI, 252). А в январе 1911 г., т. е. в период, непосредственно предшествовавший написанию цикла "По Руси", Горький в письме к сыну Максиму советовал ему в числе нескольких других произведений (С. Т. Аксакова, Л. Н. Толстого, В. Г. Короленко) прочитать "Записки охотника", ибо "правда этих книг интереснее сказок".²

¹ (В задачи настоящей статьи не входит рассмотрение вопроса о том, как изменялся образ рассказчика на протяжении XIX в. (народническая литература, В. Г. Короленко и др.).)

² (Летопись жизни и творчества А. М. Горького, вып. 2. 1908-1916. Изд. АН СССР, М., 1958, стр. 180.)

В цикле "По Руси" Горький развивал и углублял гуманистические традиции русской классической литературы, в том числе и тургеневские. Как отмечает исследователь его творчества, писатель, показывая "уродливые формы", которые "принимала подчас русская жизнь", тем не менее всюду стремился подчеркнуть такие основные качества русского человека, как его мужество способность к самопожертвованию, сердечность, вечную мечту о "хорошей", правдивой жизни.¹

¹ (История русской литературы. Т. X. Литература 1890-1917 гг. Изд. АН СССР, М.- Л., 1954, стр. 369.)

Несмотря на различие эпох, к которым отнесено действие в "Записках охотника" и в цикле "По Руси", основные социальные конфликты, изображенные в этих книгах, близки друг к другу. И Тургенев, и Горький показывали несоответствие между богатыми духовными силами русского народа и тем угнетением, бесправием и нищетой, в которых он находился.

Раскрытию этих конфликтов в обоих случаях в значительной степени помогает образ рассказчика, которому отведена большая роль у каждого из писателей. У Тургенева рассказчик (охотник) - не посторонний наблюдатель, а лицо, ясно выражающее свое отношение (положительное или отрицательное) к изображаемым событиям, иногда участвующее в них. В то же время он является связующим звеном между действующими лицами и читателем, вступая с ним в беседу и как бы делая его до некоторой степени также участником изображаемых в рассказах событий.

Степень и характер участия рассказчика в ходе повествования различны. Иногда он только слушатель, которому одно из действующих лиц по собственному желанию рассказывает то о всей своей жизни ("Гамлет Щигровского уезда"), то о каком-то значительном событии ("Уездный лекарь"). В некоторых случаях рассказчик-охотник превращается в лицо, невольно подслушивающее разговоры героев ("Контора", "Свидание", "Бежин луг"); в других - он специально вызывает действующих лиц на беседу, расспрашивая их ("Касьян с Красивой Мечи", "Малиновая вода", "Льгов", "Два помещика" и др.). Наконец имеются в "Записках охотника" и такие рассказы, в которых рассказчик сам участвует в развитии сюжета ("Бирюк",¹ "Лебедянь", "Стучит!").

¹ (Особенный интерес представляет в этом отношении рассказ "Бирюк", в котором рассказчик просит отпустить мужика, уличенного в порубке леса, предлагает уплатить штраф за срубленное дерево, а в решительный момент даже бросается сам на помощь к мужику.)

Во всех этих рассказах Тургенева всюду налицо внимательный и сочувствующий, далеко не безучастный к жизни и поведению героев рассказчик. И это "горячее сочувствие к забитым, обездоленным крестьянам, любовное, приветливое отношение к детям, глубокое, искреннее чувство, рождающееся от соприкосновения с человеческим страданием, умение склонить случайного собеседника к доверчивости и откровенности - вот <...> черты, глубоко захватывающие читателя",- справедливо отмечает Н. Никитин в статье "Сквозь призму авторской оценки".¹

¹ ("Литературная учеба", 1941, № 4, стр. 31.)

В какой же словесной форме выражается отношение рассказчика к происходящим событиям? Обычно - лаконично, в одной-двух коротких фразах, имеющих разные оттенки в зависимости от события, о котором идет речь в рассказе. Так, в "Бежине луге", сообщив о гибели Павла, рассказчик с огорчением добавляет: "Жаль, славный был парень!".¹ Встретившись с мельничихой ("Ермолай и мельничиха") и узнав, что она - бывшая горничная жены помещика Зверкова, рассказчик, вспомнив историю этой несчастной женщины, замечает, что он "с удвоенным любопытством и участьем посмотрел на Арину" (IV, 28). Элегически звучат слова рассказчика о покинутой возлюбленным девушке в концовке "Свидания": "...образ бедной Акулины долго не выходил из моей головы, и васильки ее, давно увядшие, до сих пор хранятся у меня" (IV, 269).

¹ (И. С. Тургенев, Полное собрание сочинений и писем в двадцативосьми томах. Сочинения в пятнадцати томах, том IV. Изд. АН СССР, М.- Л., 1963, стр. 113 (в дальнейшем все цитаты даются по этому изданию с указанием в тексте тома и страниц). )

Для рассказчика в "Записках охотника" характерны частые обращения к читателю с такого рода фразами: "но, извините, господа: я должен вас сперва познакомить с Ермолаем ("Ермолай и мельничиха", IV, 22), "Представьте себе, любезные читатели..." ("Однодворец Овсяников", IV, 61), "Я уже имел честь представить вам, благосклонные читатели..." ("Два помещика", IV 176), "Одна из главных выгод охоты, любезные мои читатели..." ("Лебедянь", IV, 186) и т. д. Эти обращения (нередко ими начинается тот или иной рассказ) создают сразу же непринужденность, интимность в общении рассказчика с читателем. Отметим, что прием этот в конце 1840-начале 1850-х годов мог восприниматься уже как архаизм, так как восходит к литературе XVIII-начала XIX в.¹

¹ (См., например, "Путешествие из Петербурга в Москву" А. П. Радищева.)

В заключение следует сказать, что введением образа рассказчика-охотника Тургенев связал между собой в цикл отдельные рассказы, усилил их реализм, вызвав у читателя впечатление "предельного соответствия художественного вымысла реальной действительности".¹

¹ (В. В. Голубков. Художественное мастерство И. С. Тургенева. Учпедгиз. 1955, стр. 25.)

Горький в сентябре 1912 г. писал Д. Н. Овсянико-Куликовскому, направляя ему для "Вестника Европы" первые из рассказов задуманного цикла: "Не знаю, как озаглавить мне очерки, посланные Вам. Я имел дерзкое намерение дать общий заголовок "Русь. Впечатления проходящего",- но это будет, пожалуй, слишком громко. Я намеренно говорю "проходящий", а не "прохожий: мне кажется, что прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий - до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определенное. Может быть, Вы согласитесь дать заголовок "Впечатления проходящего", откинув слишком широкое и требовательное слово "Русь"?" (XXIX, 251). Редактор "Вестника Европы" предложил свое заглавие: "По Руси. (Из впечатлений проходящего)". В дальнейшем Горьким была сохранена первая часть этого заглавия, т. е. "По Руси".

Как и у Тургенева, все рассказы у Горького (за исключением одного - "Едут!") также объединены образом рассказчика, "проходящего", странствующего по России для того, чтобы понять психологию народной массы (действие рассказов отнесено к 1880-1890 гг.).

Однако рассказчик из "Записок охотника", как уже говорилось выше, чаще является лишь слушателем или собеседником, между тем как "проходящий" в цикле "По Руси" выступает главным образом как активный участник тех событий, о которых повествуется в том или ином из рассказов. Постоянно он пытается как-то помочь людям или убедить их в неправильности их поведения, их поступков.

Именно таков "проходящий", например, в "Рождении человека", где он помогает появлению на свет малыша-орловца. Свое отношение к происходящим вокруг него событиям, к действующим лицам рассказчик из цикла "По Руси" выражает обычно в значительно более эмоциональной и энергичной форме, нежели его предшественник из "Записок охотника". Так, он не стесняется сказать о женщине, в муках рождающей ребенка: "... мучительно жалко ее, и кажется, что ее слезы брызнули в мои глаза, сердце сжато тоской, хочется кричать" (XI, 12). В рассказе "Губин" "проходящего" преследует "тупая неотвязная тревога" (XI, 55) за судьбу другой женщины. В результате, предотвратив избиение ее мужем и деверем, "проходящий" пытается объяснить Губину, что сделал это потому, что ему "жалко" Надежду, что "не следует ее выдавать" (XI, 58).

Защитником рязанки Татьяны, которая едва не становится жертвой насилия со стороны своих случайных спутников, оказывается он в рассказе "Женщина". "Проходящий" стремится разъяснить рязанке, что она не найдет того, чего ищет, ему "ее жалко-жалко почти до слез" (XI, 144). Он думает, что Татьяна "затеряется <...> на запутанных дорогах" (XI, 147). И когда это в действительности сбывается, рассказчик с горечью заключает: "Память уныло считает десятки бесплодно и бессмысленно погибающих русских людей, и сердце угрюмо сжимается великой, неизбывной, на всю жизнь данной тоскою" (XI, 152). В рассказе "Нилушка" у "проходящего" после смерти героя "великая скорбь бешено сдавила сердце" (XI, 84).

Таким образом, для "проходящего" характерной и глубоко осознанной является горячая любовь к народу. Наиболее же плодотворные стороны его миросозерцания выражены "в философской идее человека-творца, в понимании труда как высшей ценности"¹ (см. рассказы "Кладбище", "Покойник").

¹ (В. А. Келдыш. Тип рассказчика в новеллах и очерках Горького. (К проблеме положительного героя в творчестве писателя). В сб.: "О художественном мастерстве М. Горького". Изд. АН СССР, М., 1960, стр. 107.)

Почти во всех рассказах цикла "По Руси" "проходящий" сам является активно действующим лицом. Так, в рассказе "Ледоход" он работает с артелью плотников и вместе с ними совершает опасный переход через реку. В рассказе "В ущелье" он - один из трех сторожей, охраняющих рабочий барак,- оказывается свидетелем убийства одного из своих товарищей при подстрекательстве со стороны другого. В рассказе "Губин" "проходящий", работающий вместе с Губиным на очистке колодца у Биркиных, невольно становится в какой-то мере участником событий, совершающихся в этой купеческой семье. Всюду "проходящий" находится, так сказать, в самой гуще жизни. Он не только встречается с теми или иными персонажами, сочувствуя им, как это было в "Записках охотника" Тургенева. В цикле "По Руси" Горького "проходящий" живет вместе с этими людьми, делит с ними все их повседневные радости и горести, в ряде случаев воздействует на них, восхищается ими, когда встречает в них лучшие человеческие чувства, не задавленные окончательно тяготами жизни.

В то же время "проходящий" нигде не заслоняет собою героев. "В этом сказалась особенность "автобиографичности" горьковского творчества: субъективно личное, биографическое объективируется писателем <...> и приобретает обобщающий смысл",¹- правильно отмечает один из исследователей.

¹ (Л. М. Поляк. Книга Горького "По Руси". "Ученые записки Московского гос. университета им. М. В. Ломоносова", вып. 127 ("Труды кафедры русской литературы", кн. 3), М., 1948, стр. 6.)

Обращения рассказчика к "любезным читателям" вовсе отсутствуют в рассказах из горьковского цикла, в чем также заключается одно из отличий автора "По Руси" от Тургенева.

Образ рассказчика в "Записках охотника" близок к самому Тургеневу, великому русскому писателю-реалисту и гуманисту, европейски образованному человеку, стоящему как бы над своими героями - крестьянами. "Проходящий" (или Максимыч) - двойник Горького, писателя, чьими "университетами" была сама не-приглядная во всех отношениях русская действительность последних десятилетии XIX в.

И тем не менее преемственная связь между "Записками охотника" и циклом "По Руси", как мы стремились показать выше, очевидна. Она убедительно раскрывается, в частности, при рассмотрении образа рассказчика, роль которого велика как у Тургенева, так и у Горького. Именно образ рассказчика помогает уяснить основную тему обоих циклов - показ духовного богатства русского народа, его национального своеобразия.