Хала. Из "Семисот стихотворений" (Перевод В. Микушевича)

(Хала.- Из "Семисот стихотворений" ("Саттасаи").- "Семьсот стихотворений" Халы на пракрите махараштри - самое раннее из известных нам собраний лирической поэзии на индоарийских языках. Предание приписывает "Саттасаи" царю Хале, правившему на Декане в I-II веках, однако, по мнению ученых, эти стихи создавались от III до VII века. Существует легенда, что богиня поэзии Сарасвати посетила однажды военный лагерь царя Халы и вдохновила всех бывших в нем - от военачальников до прислуги - сочинить по одному стихотворению, которые и составили затем знаменитую антологию. Подобно древнетамильской лирике, строфы из собрания Халы нередко представляют собой монологи, вложенные в уста неких условных персонажей (молодой девушки, влюбленного юноши и т. д.). Позднейшие индийские комментаторы истолковывали все стихотворения Халы как монологи, причем имеющие исключительно эротический смысл, прямой или иносказательный, однако многие из подобных истолкований кажутся весьма искусственными или, по крайней мере, необязательными. Стоит упомянуть, что это собрание пользуется большой популярностью у джайнов, которые считают и самого Халу последователем джайнизма. Стихотворения из собрания Халы на европейские языки переводились сравнительно мало. В русском переводе публикуются впервые. В основу перевода положено наиболее авторитетное издание А. Вебера (Лейпциг, 1881). Нумерация строф принадлежит переводчику.)

 Из бесконечного множества 
 Звучных, чарующих стихотворений 
 Ровно семьсот наилучших 
 Отобрано Халой премудрым.

 Твердого духом в опасности, 
 Скромного в счастье, спокойного в горе 
 Мудрый зовет благородным, 
 Почтив совершенство благое.

 Счастливы в мире воистину, 
 Кроме глухих, разве только слепые. 
 Счастье - не слышать проклятий, 
 Не видеть, как счастлив преступник.

 Видеть лицо ненаглядное? 
 Нет! Увидать бы околицу только
 Благословенной деревни,
 Где жить красота соизволит.

 Прохожий блаженно глядит, не мигая, 
 На эту крестьянскую дочь, запыленную белой мукою. 
 Так боги смотрели, когда появилась 
 Прекрасная Лакшми*, возникшая в море молочном.

^* (Лакшми, богиню счастья и богатства, боги добыли во время пахтанья молочного океана.)

 Дочь деревенского старосты 
 Душу прельщает уже мимоходом. 
 Явно подобный подросток 
 Опасней лозы ядовитой.

 Можно ли всю разглядеть ее? 
 Нет, мы такой красоты не видали 
 И, заприметив частицу, 
 Плененные, глаз не сводили.

 Трепетные, полновесные, 
 Как налитые, высокие перси, 
 Словно любимые песни, 
 Кого красотой не взволнуют?

 Ночью сквозь ткань темно-синюю 
 Грудь ненароком во мраке блеснула, 
 Словно сквозь тучи в ненастье 
 Украдкой луна засияла.

 Вкруг небывалого лотоса, 
 Перед которым луна потускнела,
 Вкруг несравненного лика
 Жужжат упоенные пчелы.

^* (Лотос (или вообще цветок) и пчела - традиционное иносказание для женщины и ее возлюбленного. )

 Молодожены счастливые 
 Не наглядятся никак друг на друга, 
 Будто глазам ненасытным 
 Смотреть больше не на что в мире.

 Нежная дочь поселянина, 
 Мертвого мужа в огне обретая, 
 Жаркий костер погребальный 
 Испариной сладостной тушит.

^* (Вдову, по обычаю, сжигают на погребальном костре мужа.)

 Словно в безжалостном пламени, 
 Вдовый крестьянин среди запустенья 
 В доме, который подобен 
 Сокровищнице разоренной.

 В горе, в заботах и в радостях 
 Старятся люди, любовь не стареет; 
 Жив после смерти любимый, 
 И заживо мертв одинокий.

 Я поклонюсь тебе, Мадана, 
 В этой моей, как и в будущей, жизни,
 Если в него ты нацелишь
 Стрелу, мне пронзившую сердце.

 
 Мучит любовь меня, бедную, 
 Неуловимая, вмиг исчезает; 
 Ночью сокровище снится, 
 Проснешься - и нет его больше.

 Радует милый воочию, 
 Близостью трогая робкое сердце,
 И, недоступный, как месяц,
 Вдали, многоликий, чарует.

 Спят по ночам, благонравные,
 Слушают, что говорят им другие,
 И отвечают разумно:
 Тебя не видали - вот счастье!

 "Не надо сердиться!" - "А кто рассердился?"
 "Прекрасная, ты рассердилась!" - "Нельзя на 
 чужого сердиться".
 "Да кто здесь чужой?" - "Разве ты не чужой мне?"
 Чужим я посмела назвать его! Как я посмела!

 Я бы закрылась ладонями, 
 Я бы любовь свою скрыть постаралась, 
 Но, как цветущему древу, 
 Мне трепета скрыть невозможно.

 Вряд ли ты спрячешься, доченька, 
 Темною ночью любовь похищая; 
 Словно зажженный светильник, 
 Во мраке ночном ты приметней.

 Неблагодарный забыл меня, 
 Хоть зарасти не успела тропинка, 
 В нашей грязи деревенской 
 К нему проторенная мною.

 Лук со стрелою расстанется, 
 Прочь безвозвратно стрела улетает} 
 Так пленена ненадолго 
 Прямая кривою душою.

 Не умираю, злосчастная: 
 Ты в моих мыслях сегодня, как прежде,
 И после смерти пришлось бы
 Мне снова твоею родиться!

^* (Согласно поверью, о ком думаешь перед смертью, того суждено любить и в следующем рождении. )

 Полно сердиться, любимая! 
 Утром успеешь нахмуриться гневно! 
 Лунная ночь пролетает, 
 И в мире светает мгновенно!

 Если не менее сладостных 
 Лотосов много цветет в отдаленье, 
 Не ошибается пчелка: 
 Милуется чаще, где слаще.

^* (Язвительные слова женщины неверному возлюбленному: "Если другие столь же достойны, как я, то ты прав в своих изменах".)

 Как ожерелье жемчужное, 
 Жалкое, только мешает объятью, 
 Так драгоценное меркнет, 
 Ничтожное, перед бесценным.

 Улицей мне бы раскинуться, 
 Чтобы с возлюбленным не расставаться, 
 Если меня покидает 
 Он, старших стыдясь, на рассвете.

^* (В традиционных индийских семьях, в которых женатые сыновья жили вместе с родителями, днем соблюдалась сегрегация полов; молодые оставались наедине лишь по ночам.)

 В ужасе путники шепчутся, 
 Словно запретною делятся вестью: 
 "Манго в побегах манящих, 
 Врасплох нас весна застигает!"

^* (Мужья уезжали по делам в сухое время года, середина которого приходилась на весну. Весною тоска разлуки достигала наивысшего напряжения. По мнению комментатора, данное стихотворение - это слова женщины, отговаривающей своего мужа от долгого путешествия.)

 "Вот полоумная",- думаешь? 
 Нет! Пораженная громом внезапным, 
 Выбежала на дорогу: 
 А вдруг долгожданный вернулся?

^* (К сезону дождей путешествующие возвращались домой. Поэтому гром возбудил у женщины надежду на близкую встречу с мужем.)

 В сердце моем обездоленном 
 Разбередив сокровенные раны, 
 Путник запел в отдаленье: 
 Любимую вспомнил, наверно.

 Скорбную не утешающий, 
 Лишь сокрушающий сердце в разлуке,
 Паводок неудержимый -
 Горючие, горькие слезы.

 Телом, душою, зеницами 
 Образ прекрасный владеет, как прежде;
 Не покидает он сердца.
 И это зовется разлукой?

 "Вот и рассвет приближается! 
 Спи!" - "Задремать я не в силах, подруги!
 Слышите благоуханье?
 Попробуйте сами засните!"

 Двери цветами садовыми 
 Скрыты, хоть настежь открыты для гостя.
 Муж путешествует где-то.
 Конечно, жена безутешна.

^* (Посредница иносказательно приглашает любовника к женщине.)

 Запоминай, путешественник: 
 Здесь мое ложе, там ложе свекрови;
 И не ложись, ослепленный,
 Куда не положено ночью!

^* (Женщина, муж которой в отъезде,- гостю, оставшемуся на ночлег.)

 Этот бутон упоительный 
 Только набух еще, благоуханный; 
 Зря ты стараешься, пчелка: 
 Жасмину позволь распуститься!

^* (Посредница - герою. См. прим. к (10).)

 Неутомимо качается, 
 Глубже в бутон окунуться стараясь,
 В сладких объятьях жасмина
 Пчела, на крыло опираясь.

 Трепету и содроганью, 
 Стону в объятьях, звону браслетов
 Неискушенную деву
 Научит колючий кустарник.

 И в ливне волос, и в лучах ожерелий 
 Таким ослепительным светочем тело свое водружая, 
 Сияя, готова взлететь чаровница: 
 С любимым играет, любимого изображая.

^* (Жена - мужу о прежнем месте утех.)

 Ветви, бывало, цветущие, 
 Отягощенные роем пчелиным, 
 Волею времени, милый, 
 Торчат оголенные ныне.

 Слышите, как надрываются 
 Там грозовые могучие тучи, 
 Землю веревками ливней 
 Пытаясь поднять в поднебесье?

 Куда драгоценное солнце девалось? 
 Куда удаляются звезды? Куда удаляется месяц? 
 Отчетливо, словно чертеж звездочета, 
 В покинутом небе созвездие стай журавлиных.

 Если крестьянина радует 
 Рис благодатным своим изобильем,
 В небе приветливый месяц
 Белее толченого риса.

 Плавает ночью безоблачной 
 Месяц, похожий на белого гуся, 
 И в безграничном пространстве 
 Созвездия, словно соцветья.

 Словно жемчужины крупные 
 На изумрудных сверкающих иглах,
 Капли дождя на травинках
 Павлин упоенный глотает.

 Не потревожены лотосы, 
 Плавают гуси по-прежнему, тетя! 
 Кто же в стоячую воду 
 Большущее облако бросил?

^* (Слова девушки, обращенные к тете.)

 Туча проходит, как молодость, 
 Высокогрудая, в небе пустынном; 
 Первым сединам подобны, 
 Виднеются белые травы.

^* (Комментаторы предлагают два объяснения: 1) женщина иносказательно договаривается с возлюбленным о месте встречи; 2) стареющая женщина утешает себя сравнением с природой.)

 Здравствуй, счастливое дерево! 
 Ты беспечальным зовешься недаром.
 Словно ладони красавиц
 Твои несравненные листья.

^* (В ор. речь идет о дереве под названием "ашока", что буквально значит: "беспечальное". Его красноватые листья обычно сравниваются с ладонями женщины (ср. "Рождение Кумары", I, 42).)

 Изображая любимого 
 Наедине со своим отраженьем, 
 Над водоемом играет 
 В блаженную близость лягушка.

 С голоду сорваны хоботом, 
 Самые сладкие лотосы вянут; 
 Слон, вспоминая слониху, 
 Не помнит, что голоден был он.

^* (Сорванные лотосы напомнили слону лицо его слонихи, и он так долго стоял, задумавшись, что лотосы увяли. По мнению комментатора, это слова женщины, ставящей слона в пример своему неверному возлюбленному.)