(Видьяпати.- Творчество приходится в основном на первую половину XV века. Он был придворным поэтом и советником при раджах Митхилы, индусского княжества в Северной Индии. Наследие Видьяпати включает несколько произведений на санскрите и апабхранша, но наибольшую популярность получили его стихотворения-песни на майтхили, новоиндийском языке Митхилы. В самой Митхиле песни Видьяпати сохранялись преимущественно устной, фольклорной традицией (в XX в. были найдены лишь единичные митхильские рукописи), но, попав в соседнюю Бенгалию, они поразили воображение бенгальских кришнаитов, последователей Чайтаньи (начало XVI в.), вошли в канон их священных песнопений и даже во многом повлияли на бенгальскую кришнаитскую лирику последующих веков. Поэзия Видьяпати оказала влияние и на раннее творчество Р. Тагора.
В Митхиле и в Бенгалии Видьяпати приписывается множество песен, зачастую весьма разнородных, и практически невозможно установить, какие именно тексты принадлежат поэту XV века. Мы можем судить лишь об общем характере его творчества на майтхили. По своему первоначальному смыслу песни Видьяпати продолжали традиции санскритской и пракритской любовной лирики (Халы, Амару и т. д.), хотя (очевидно, вслед за Джаядевой) героями своих стихотворений Видьяпати иногда (отнюдь не всегда) делал Радху и Кришну. Исследователи полагают, что воспевание Радхи и Кришны в стихах Видьяпати было иносказательным восхвалением раджи-покровителя и его супруги. Бенгальские кришнаиты, однако, восприняли эти стихи (подобно "Гита-говинде" Джаядевы) как аллегорическое описание взаимоотношений человеческой души (Радхи) и бога (Кришны). В некоторых случаях песни Видьяпати подвергались в Бенгалии переделкам в соответствии с таким пониманием. Несомненно, что многие песни, приписываемые ему в Бенгалии, были созданы местными кришнаитами (на особом языке, смеси бенгали и майтхили) и не имеют никакого отношения к митхильскому поэту XV века.
Из европейских языков Видьяпати больше всего переводили на английский. Русские поэтические переводы только начинают появляться. В основу данного перевода положены различные индийские издания (полного критического издания песен Видьяпати еще не существует). Нумерация переводов принадлежит составителю. Большая часть песен взята из митхильских рукописей. Некоторые известны и в Митхиле, и в Бенгалии (1, 2, 6 и, что особенно удивительно, 13). Два последних стихотворения (19, 20) известны только в Бенгалии. Песни Видьяпати, как правило,- речи традиционных персонажей, обращенные друг к другу: героиня обращается к подружке-посреднице (4, 5, 6, 7, 8, 12), подружка-посредница - к героине (2, 3) или к герою (Кришне) (9, 10, 11). Иногда все стихотворение - как бы речь "от автора" (1, 13, 17). Особые случаи - два женских монолога (14, 15) и молитва Кришне, взятая из бенгальских источников (6).)
<1>
Хорошо ненаглядной купаться.
Кто посмеет за сердце свое заступаться?
Мрак, напуганный полной луною;
Плачут волосы черные над белизною.
Тело влажной обтянуто тканью,
И любовь ненароком грозит созерцанью.
Но, подобные птицам чудесным,
Груди словно торопятся к сестрам небесным.
Ненаглядная рук не разжала.
Еле-еле беглянок она удержала.
* (Традиционное описание девушки, выходящей из воды после купания.)
<2>
Под защитой колючек цветок расцветает,
И, тоскуя, пчела над жасмином летает.
Приближается, видит сокровище сока:
Сладок мед сокровенный, погибель жестока.
Ты, цветок медоносный, скупишься, как видно.
И тебе над голодным глумиться не стыдно?
День за днем исцелить невозможно томленья,
И нигде без тебя не найти утоленья.
Ты мне скажешь: такая болезнь беспричинна?
Он умрет, и в убийстве ты будешь повинна.
<3>
Жены другие прельстительны тоже.
Ты, словно душа, для него всех на свете дороже.
Даже мгновенная губит разлука.
По-твоему, вечно продлится подобная мука?
Знаешь, разумница, медлить не надо!
Весна не навек наступает, минует услада.
Темной одеждой окутано тело,
Но только виднее луна, если в небе стемнело.
Светит луна для влюбленного взора.
Лучистую амриту выпьет, ликуя, чакора.
* (Темной одеждой окутано тело... - Ср. стихотворение Халы (9). ...Лучистую амриту выпьет, ликуя, чакора. - Структура сравнения такова: лицо женщины = луна, изливающая амриту; взгляд мужчины = чакора, пьющий амриту лица = луны. (Ср. строфу 7 песни 2 в "Гита-говинде" Джаядевы.))
<4>
"Пасет он коров, как другие подпаски,
О шашнях своих распускает побаски.
Пастух пастухом остается, бесспорно,
И слушать о нем горожанке зазорно.
Не нужен мне Кришна, любитель пастушек,
В деревне пускай соблазняет простушек!
В деревне раздолье любому невеже.
А где воспитанье? Достоинство где же?
Коров он доил, вычищал он коровник.
Сама посуди, разве это любовник?"
[Поэт говорит: "Остеречься нелишне!
Узнаешь ты цену великому Кришне".]
* (Ср. самопоношение Шивы в поэме Калидасы "Рождение Кумары", V, 65-73. Из двух митхильских рукописей, в которых засвидетельствовано это стихотворение, одна содержит лишь пять первых двустиший, а другая добавляет благочестивую концовку.)
<5>
Предпочел бы другой мне другую дорогой,
Потому что красавиц поблизости много.
Сколько долгих веков я в печали молилась,
Лишь сегодня, счастливая, возвеселилась.
Нет, подружка, я счастья такого не стою.
Лотос видит луну, облюбован луною.
Он в своей плетенице предстал мне, блистая.
Божества недостойна пастушка простая.
Повстречались нежданно-негаданно взгляды,
И сподобилась я несказанной отрады.
Возвещает поэт: "Красота совершенна.
И печаль на земле для прекрасной мгновенная.
<6>
Плелась плетеница в покое моем одиноком.
Одежда моя соскользнула с груди ненароком.
И рядом со мною возлюбленный мой оказался.
Нежданно-негаданно мой узелок развязался.
Не знаю, как мне рассказать о сегодняшнем чуде.
Руками своими поспешно прикрыл он мне груди.
Откликнувшись, тело мое запылало, не скрою.
И я поддалась, не владела я больше собою.
В меня господин мой прекрасный мгновенно вселился.
Он, мною владея, со мною безудержно слился.
Таиться не стану: отрадно мне было при этом.
Так лотос впервые цветет упоительным цветом.
<7>
Одежды упали, отброшен был стыд нестерпимый;
Собою мою наготу прикрывал мой любимый.
Зажмурилась я и светильник во тьме погасила.
Пчела ненасытная в лотосе меду вкусила.
Бесстыдна любовь, словно чатака-птица весною.
Любовь пламенеет, зажженная искрой одною.
И вспомнить мне стыдно: объятия были мне сладки!
В нем все необычно: обличив, стан и повадки.
Дрожит мое сердце. Оно разорваться готово.
Я больше не смею сказать ни единого слова.
<8>
Стыжусь я моей простоты непростительной.
Я ночь провела в неприступности мстительной.
Коснулось души моей чувство отрадное,
И сразу же солнце взошло беспощадное.
При солнце своей наготы застыдилась я,
В досадной ошибке своей убедилась я.
Схитрить я задумала, неумудренная.
Осталась теперь я ни с чем, разоренная.
Поэт говорит: "Заблужденье плачевное!
Не в пору твое воздержание гневное".
<9>
Видишь, Мадхава! С нею победа сдружилась.
Безнаказанно деву ты мучил, теперь она вооружилась:
Над бровями клинок, блещут серьги-секиры.
Юница в броне благовонной.
Взоры - стрелы; не брови, нет, луки!
Страшись красоты непреклонной!
Возвещает поэт: "Перед этим сраженьем
Как блистает прекрасная вооруженьем!"
<10>
Любовь голодна при своем пробужденье.
Женщине ты не мешай разделить наслажденье.
Не жадничай, следуй благому наказу:
Есть не пристало руками обеими сразу.
Красавицу пыл неразумный смущает.
Кришна! Терпеньем погонщик слона укрощает.
Она покорилась моим уговорам,
И не пугай ты прекрасную грубым напором!
Поверь мне, насилие здесь невозможно.
Нежностью нежность попробуй прельстить осторожно.
Взаимная страсть порождает усладу.
Лучше оставь ее, в ней замечая досаду!
Без лишних объятий вам лучше расстаться.
Выплюнет Раху луну, чтобы тьмы наглотаться.
Поэт говорит: "Не прельщайся пороком!
Бережно пчелы в цветах наслаждаются соком".
<11>
Ей больно? Пускай! Только ты не тревожься нимало!
Цветка никогда никакая пчела не сломала.
Истину, Кришна, запомни простую:
Мольбам ты не верь, или ночь пронесется впустую.
Пей сладостный сок, и усладу она испытает.
Любовь, как луна, в наслажденье таком возрастает.
<12>
Я в ненастье, во мраке дневном согрешила,
День за ночь принимая, к нему поспешила.
Дерзновенной любви помогало ненастье.
Облака прикрывали постыдное счастье.
Опыт мой несказанный при этом отраден:
Словно слон дорогой мною днем был украден.
<13>
Лицо застилают ей волосы темной волною,
Как будто неистовый Раху прельстился луною.
Цветам рассыпаться в прерывистом этом сиянье;
Так Ямуна с Гангой свое торжествует слиянье.
В слиянии полном ни тело, ни дух не стыдится;
Верховною пляской спешит госпожа насладиться.
Блестят на лице ненаглядной жемчужины пота:
Ей жемчуг дарован любовью,- какая щедрота!
Целует любимого, счастьем своим опьяняясь;
Луна упивается лотосом, с неба склоняясь.
Свисая с груди, плетеница становится краше:
Белей молоко в золотом углублении чаши.
Над бедрами пояс. Торжественный звон колокольцев:
Любовь совершается. Бог победил богомольцев.
* (Бог победил богомольцев.- Имеется в виду бог любви Камадева.)
<14>
На свет не родись - будешь плакать, страдать и стыдиться,
А если родишься, не нужно девицей родиться.
Родишься девицей - рождайся девицей холодной.
Рождаешься страстной - тогда не зовись благородной!
И ночью и днем заклинаю всесильного бога:
Не дрогнуть бы только мне, жить бы мне чисто и строго.
Мне надобен муж, наделенный дарами благими.
При этом пускай не прельщается муж мой другими!
А если прельстится, пускай не гнушается мною.
Гораздо разумней своей украшаться женою.
Поэт говорит: "В этом двойственном мире, как в море,
Кто с жизнью расстаться готов, тот спасается вскоре".
* (Поэт говорит: "В этом двойственном мире, как в море..."- Ср. темы "двойственности" и "смерти заживо" в стихах Лал-дэд.)
<15>
Я глаза подвела благолепия ради.
Не скрывают морщин моих жидкие пряди.
Разукрасить пытаюсь цветами седины,
Но при этом как будто виднее морщины.
Разве так уж давно я была молодая?
Я смотрю на себя, молчаливо страдая.
Как мешок продырявленный, дряблая кожа.
Где моя красота? На кого я похожа?
Бестелесный не брезгует стынущей кровью.
Я на старости лет одержима любовью.
<16>
Обогатил я наследников
грешным своим достояньем.
Сам никому я не надобен,
смерть мне грозит воздаяньем.
Кришна, спаси! Пособи мне стопами-челнами!
В море греховном затерян я,
злобными пойман волнами.
Сроду тебе я не кланялся,
жил я любовью лукавой;
Амритой чистою брезговал,
сгублен богатством-отравой.
Слушай поэта внимательно:
"Это пустые потуги!
Не нанимаются вечером
к новым хозяевам слуги".
* (В море греховном затерян я...- Ср. стихотворение Сурдаса, 4. Не нанимаются вечером к новым хозяевам слуги.- Ср. евангельскую притчу о хозяине виноградника и работниках (Матф. 20, 1-16).)
<17>
Новое в новом Вриндаване:
даже цветы-новоселы.
Новые ветры весенние,
вновь опьяненные пчелы.
Новому юноше - мир обновленный.
В роще, как пьяный, над Ямуной
снова блуждает влюбленный.
Новой листвой опьяненные,
новые, новые птицы;
В новом своем упоении
новые в рощах юницы.
С новым царевичем новые
сверстники сонмом беспечным.
Снова поэт опьяняется
праздником новым и вечным.