Кабир (Перевод С. Липкина)

(Кабир.- Стихотворения, приписываемые Кабиру, дошли до нао в составе священных канонов различных религиозных сект и течений Северной Индии, а также в устной традиции. Эти стихотворения являют большое разнообразие как в плане языковом (представлены различные диалекты Северной Индии), так и в плане содержания. О самом Кабире у нас нет никаких достоверных свидетельств. По-видимому, он жил в XV веке (скорей всего во второй его половине) и проповедовал учение, в котором слились элементы индусского бхакти и мусульманского суфизма, а также некоторые буддистские идеи (прослеживается, например, преемственность между Кабиром и "чарья-гити"). Бога Кабир называет разными именами, чаще всего именем "Рама", но Рама для Кабира не герой эпоса, а неопределимый, неописуемый Абсолют.

Подобным же образом нашему читателю впервые представил Кабира С. Липкин (Кабир. Лирика. Перевод с хинди С. Липкина. М., 1965). Следует иметь в виду, что С. Липкин во многих случаях сознательно убирал или изменял религиозно-философскую терминологию Кабира. В предисловии к названной книге он писал: "Тождественность Рамы и понятий добра, правды, любви настолько очевидна в произведениях Кабира, что в русском переводе, там, где того требует эмоциональное напряжение стиха, собственное имя бога иногда заменяется этими понятиями". Точно так же индийское слово "майя" ("иллюзия", "иллюзорность бытия") С. Липкин обычно заменяет русским словом "корысть".)

 Метнул с любовью живою 
 учитель стрелу из лука,
 И в сердце мое стрелою 
 вонзилась его наука. 

 Из всех напитков что хмельнее, 
 о Рама, чем напиток Твой?
 Лишь каплю капнешь в чашу сердца - 
 и станет чаша золотой.

 Кабир сказал: "Вино познанья сладко,
 но пить его не всем дано. 
 Учителю мы платим головою
 за это сладкое вино".

 Ты видишь: хлеб любви я продаю, 
 купи кто хочет,- честно я торгую. 
 Хлеб - на весах. Ты голову свою
 навек на чашу положи другую.

 Любовь на поле не растет; цены
 ей нет,- не продает ее торгаш. 
 Простолюдин и царь пред ней равны: 
 любовь получишь, если жизнь отдашь.

 Дом далеко, бесконечна дорога, 
 тягот и горестей много.
 Скоро ль, святые, смогу я увидеть 
 труднодоступного Бога?

 Трудна, длинна дорога в дом, 
 в котором мы Любовь найдем. 
 Пожертвуй жизнью,- в этот дом
 нельзя прийти иным путем!

 Уставов мертвых проповедник,
 идет в объятья смерти мир. 
 Любви бессмертной собеседник,
 из чаши жизни пьет Кабир.

 Мир - ледяной дворец, он красотою манит,
 Но солнышко взойдет - и он водою станет!

 Сей мир - слепец с ужасною судьбой. 
 Сравню его с коровою слепой:
 Теленок у нее подох, но сдуру 
 несчастная теленка лижет шкуру.

 Сей мир - непрочный домик из бумаги, 
 застряли в нем жильцы - слепцы-бедняги, 
 Здесь и Кабир, но он, стремясь ко благу,
 сумеет выйти, разорвав бумагу.

 Мир - каморка, а каморка - в саже. 
 Счастлив, кто, пойдя путем надежды,
 Вышел из каморки этой, даже 
 не испачкав краешка одежды!

 Цветущее - увянет; взошедшее - зайдет;
 Построенное - рухнет; рожденное - умрет.

 Я один, а нападают двое. 
 Что мне даст бесстрашье боевое?
 Коль от смерти обрету спасенье, 
 старость победит меня в сраженье.

 Уходят дни, и стала жизнь короче. 
 Сей мир - вода, а люди - пузыри...
 Мы исчезаем, словно звезды ночи 
 при появлении зари.

 Оттуда к нам никто еще не приходил, 
 чтоб я у них спросил: "Как там живется?" 
 Напротив, все идут во глубину могил,
 на мой вопрос никто не отзовется...

 Вы бьете в барабан у царских врат,
 литавры ваши в городе гремят, 
 Но знайте, что от одного удара 
 ни города не станет, ни базара.

 Ты не гордись дворцом с коврами 
 и куполом под синевой,
 Затем, что завтра ляжешь в яме 
 с травой над мертвой головой.

 Не возомни, что только ты хорош, 
 исполненный презрения к другим. 
 Кто может предсказать - где ты умрешь?
 Где ты сгниешь? Под деревом каким?

 Что хочешь делать, делай побыстрей, 
 что хочешь делать быстро, сразу делай, 
 Не то, смотри, над головой твоей 
 нависнет время тяжестью созрелой.

 "Мое" и "я" - беда. Их уничтожь скорее:
 "Мое" - цепь на ногах, а "я" - петля на шее.

 Кому чужая по сердцу жена, 
 того погубит ложная услада: 
 Как сахар, вкусной кажется она, 
 но этот сладкий сахар полон яда.

 Страсть, любовь к чужой жене - 
 нет погибельней стихии!
 Жизнь есть море. А на дне 
 жены - чудища морские.

 Топчут землю,- это вынести может лишь земля, 
 режут землю,- это вынести могут лишь поля. 
 Только тот, в ком вера чистая и любовь жива,
 может вынести суровые, резкие слова.

 Не добронравен тот, кто источает мед, 
 сладкоречивому, мой друг, не верь отныне: 
 Сначала он тебе в реке укажет брод, 
 чтоб утопить потом тебя в речной стремнине.

 Нельзя и правду возлюбить, и ложь,
 и голос доброты, и денег звон. 
 Не будь на жалкий барабан похож, 
 в который ударяют с двух сторон.

 Как бы зрачок в глазу - 
 Господь в душе людской: 
 Искать Его вовне - 
 безумье, труд пустой.

 Скажи, мулла, зачем на минарет залез? 
 Иль, думаешь, оглох всевышний - царь небес?
 Того, кого зовешь ты громкою мольбой, 
 ищи в своей душе, он должен быть с тобой.

 Ни ласки, ни любви и ни духовной пищи 
 повсюду не ищи, как милостыню - нищий: 
 Ты ласку и любовь твори в душе своей, 
 а не вымаливай их у других людей!

 Перебираешь четки, согреша, 
 и всюду мечется твоя душа: 
 Она не ищет Истины желанной, 
 она, как четки, стала деревянной.

 Аскет гордился: "Я превыше всех!" -
 но, вожделея, совершил он грех. 
 Таких аскетов мне милей мирянин,
 чей ум гордынею не затуманен.

 Нам не помогут брахманы беседами,
 не нужен людям опыт их убогий. 
 Ужель они, опутанные ведами, 
 для нас отыщут верные дороги?

 Попугай ученым стал нежданно; 
 в клетку посадили попугая;
 Всех он поучает непрестанно, 
 собственных речей не понимая.

^* (Попугай ученым стал нежданно...- Имеется в виду брахман, поучающий людей затверженными формулами. Эта и несколько следующих строф написаны в жанре иносказания, известного в санскритской поэзии.)

 На пальму финиковую взгляни: 
 так высока и так горда!
 Но птиц ты не найдешь в ее тени, 
 рукой не дотянуться до плода.

 Деревьями простыми окруженный, 
 расцвел душистый, дорогой сандал. 
 Он отдал им свой запах благовонный,
 он всех своим дыханьем напитал.

 Добрый не утратит средь дурных 
 ни одной из добрых черт своих: 
 Ствол сандала пусть змея обнимет,-
 запаха сандала не отнимет.

 "Я родом высок",- возгордился тростник,
 но запах сандала в него не проник. 
 Не ценной его оказалась порода, 
 и был он сожжен, хоть высокого рода.

 Дом, в котором не звучит хвала
 совершившим добрые дела, 
 Мрачен, как кладбищенский приют:
 Привиденья в доме том живут!

 Прекрасен даже дряхлый, нищий дом,
 в котором благо и любовь найдем. 
 Зато дворец, где дни текут в пирах, 
 лишенный блага, превратится в прах.

 Из тучи любви надо мною 
 пролился поток дождевой,- 
 Душа, как цветок, распустилась,
 и тело оделось листвой.

 Лишь стволы, одетые листвой,
 понимают вкус воды живой, 
 Но воскликнет дерево сухое: 
 "Шум дождя? Да что это такое?"

 Я сжечь хочу себя, чтоб к небесам святым
 мой дым поднялся над полями, 
 Чтоб Рама с высоты заметил этот дым,
 и пролил дождь, и залил пламя.

 Я, разыскивая Раму, потерял себя отныне:
 Каплю, что попала в море, разве отыщу в пучине?

 Ты один, Ты один у того,
 у кого - никого, никого, 
 Но всего, но всего господин,
 у кого - Ты один, Ты один.

 Ничем я не владею: все, что есть, 
 Твоим, а не моим должны мы счесть, 
 Так разве мне дарить Тебе дано
 то, что Твоим является давно?

^* (Ничем я не владею...- Ср. стихотворения Лал-дэд (9) и Тукарама.)

 Как сын любимый за родным отцом, 
 душа стремится за своим творцом.
 Но, сунув сыну сласти зла, обмана, 
 отец от сына спрятался нежданно.
 Увидел сын, что нет к отцу путей, 
 пока рука полна таких сластей,-
 И выбросил, отверг их, как заразу, 
 и своего отца нашел он сразу.

 Кабир поселился в том чудном краю,
 куда не пробраться вовек муравью, 
 Куда не проникнут ни ветер, ни время,
 где места не сыщет горчичное семя.

^* (Кабир поселился в том чудном краю...- Здесь и в следующих строфах речь идет о невыразимом мистическом опыте.)

 В лесу, куда не залетит и птица, 
 куда вступить и грозный тигр боится, 
 Куда закрыт и дню и ночи вход,-
 в невидимом лесу Кабир живет.

^* (В лесу, куда не залетит и птица...- Реальному лесу, в котором пребывают индусские аскеты, противопоставлен "лес" мистического опыта. Ср. выше "чарья-гити", 1, и стихотворение Лал-дэд (23).)

 Когда Кабир "скончался", кто заметил, 
 что больше нет среди живых живого? 
 Лишь Рама ласково Кабира встретил,
 как своего теленочка - корова.

^* (Когда Кабир "скончался"...- Речь идет о так называемой "смерти заживо", то есть о полной отрешенности от бытия уже при жизни (ср. стихотворения Лал-дэд).)

 Я другом стал тому, кто всех мудрей,
 но мудрость чья непостижима. 
 Его душа и воздуха быстрей, 
 и тоньше влаги, легче дыма.

 Тяжелым Раму назову - солгу, 
 затем, что Раму взвесить не могу,
 И легким Раму я не назову: 
 ведь я его не видел наяву.
 Увидел бы, как рассказал бы вам? 
 Сказал бы, кто поверил бы словам?
 Пусть будет он таким, каков он есть, 
 о нем ни повесть не нужна, ни весть.

 Посмотри, как буря знанья повалила все заборы! 
 Рухнуло корысти зданье,- двери, стены и подпоры,
 Рухнули столбы сомнений; рядом - себялюбья балка, 
 черепки дурных стремлений, скудоумия черпалка.
 Дождь, сопутствующий буре, оросил сердца живые,- 
 солнце истины сегодня мы увидели впервые!

 Господь одел господ в шелка, одел в дерюгу нищих слуг,
 Одним - кокосовый орех, другим он дал горчайший лук.
 Зачем ты хочешь пить и есть, о неразумная душа?
 Ты делай благо,- только так жить можно в мире, не греша.
 Разнообразные тела из глины вылепил гончар,
 Украсил жемчугом одних, другим болезни дал он в дар.
 Скупого он обогатил. "Мое, мое!" - кричит скупец,
 Ударит смерть его, тогда рассудок обретет глупец.
 Тот стал счастливым, кто постиг, что счастье - в правде и любви,

 Он душу телу не отдаст, его ты мудрым назови.
 "Послушайте! - сказал Кабир,- обман и зло - "мое", "мое",
 На вас лохмотья лжи и зла, но время разорвет тряпье,
 И душу вырвет из тряпья, и унесет в урочный час,
 И мы увидим в первый раз души сверкающий алмаз".

 Моя душа так тяжело больна,
 Мои глаза давно не знают сна.
 Где милый мой? Я жду его призыва,
 В отцовском доме стало мне тоскливо... 
 Вот предо мной распахнут небосвод,
 В запретный храм теперь свободен вход,
 У входа я любимого встречаю,
 Ему и плоть, и душу я вручаю.

^* (Моя душа так тяжело больна...- Последние три стихотворения в подборке переведены из сборника Р. Тагора (31, 36, 94).)

 Не спи, подруга,- дорого заплатишь! 
 День вспыхнул. Неужель его утратишь? 
 Проснувшимся - алмазы без числа... 
 Все потеряла ты, пока спала! 
 Твой друг умен, ты ложа с ним не делишь, 
 Ему постель ты, глупая, не стелишь. 
 Так друга не узнаешь никогда. 
 Опомнись, дурочка, ты молода! 
 Проснись, проснись и убедись воочью: 
 Любимый твой проснулся, видно, ночью, 
 Свою постель покинул на заре, 
 И пусто в доме, пусто на дворе... 
 Сказал Кабир: "Лишь тот от сна воспрянет, 
 Кого оружье слова в сердце ранит".

 Беспечальна страна моя, в эту страну
 Я зову и царя, и раба, и факира.
 Приходите, селитесь все те, кто устал,
 Чья душа переполнена горечью мира.
 Не найдете здесь тверди небес и земли,
 Ни луны и ни звезд, ни дыханья эфира,
 Только веры извечные звезды горят,-
 Так отправимся к ним по дороге Кабира!