Мэн Хао-жань (Перевод Л. Эйдлина)

(Мэн Хао-жань (689-740) - крупнейший поэт эпохи Тан. В его стихах - отрешенность от суеты, радость слияния с природой, добрый и ясный взгляд на мир. Ранее публиковавшиеся переводы даются по книге: "Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина". Прим. переводчика.)

ПРОВОЖУ НОЧЬ В ГОРНОЙ КЕЛЬЕ УЧИТЕЛЯ Е. ЖДУ ДИНА. ОН НЕ ПРИХОДИТ

 Вечернее солнце ушло на запад, за гору.
 Повсюду ущелья внезапно укрылись тьмой.
 Над соснами месяц рождает ночную свежесть.
 Под ветром источник наполнил свободный слух.
 Уже дровосеки все скоро уйдут из леса,
 И в сумраке птицы находят себе приют.
 А он, этот друг мой, прийти обещался к ночи,
 И цинь* одиноко всё ждет на тропе в плющах.

^* (Цинь - старинный музыкальный инструмент, предшественник цитры. Осенний праздник, праздник "двойной девятки" - девятый день девятого месяца по лунному календарю.)

ОСЕНЬЮ ПОДНИМАЮСЬ НА ЛАНЬШАНЬ. ПОСЫЛАЮ ЧЖАНУ ПЯТОМУ

 На Бэйшане среди облаков белых
 Старый отшельник рад своему покою...
 Высмотреть друга я всхожу на вершину.
 Сердце летит, вслед за птицами исчезает.
 Как-то грустно: склонилось к закату солнце.
 Но и радость: возникли чистые дали.
 Вот я вижу - идущие в села люди
 К берегу вышли, у пристани отдыхают.
 Близко от неба деревья, как мелкий кустарник.
 На причале лодка - совсем как месяц.
 Ты когда же с вином ко мне прибудешь?
 Нам напиться надо в осенний праздник!

ЛЕТОМ, В ЮЖНОЙ БЕСЕДКЕ ДУМАЮ О СИНЕ СТАРШЕМ

 Вот свет над горою внезапно упал на запад
 И в озере месяц неспешно поплыл к востоку.
 Без шапки, свободно дышу вечерней прохладой.
 Окно растворяю, лежу, отринув заботы.
 От лотосов ветер приносит душистый запах.
 Роса на бамбуках стекает с чистым звучаньем.
 Невольно захочешь по струнам циня ударить,
 Но жаль, что не вижу того, кто напев оценит...
 При чувствах подобных о друге старинном думы,
 А полночь приходит - и он в моих сновиденьях!

НОЧЬЮ ВОЗВРАЩАЮСЬ В ЛУМЭНЬ

^* (Лумэнь - гора на юго-востоке Сянъяна (в нынешней провинции Хубэй), где жил уединенно поэт Пан Гун, или Пан Дэ-гун,- обитавший некогда в Лумэне отшельник времен Поздней Хань (25-220). Как тот человек он, // что пил из единственной тыквы, // Но, праведник мудрый, // всегда был спокоен и весел/ - Мудрым праведником назвал Конфуций своего ученика Янь-юаня, у которого была одна-единственная корзина для еды и одна-единственная тыква-горлянка для питья, и жил он в нищем переулке, но никогда не изменял своей веселости. Учитель там, // где занят созерцаньем...- Созерцанье.- Здесь имеется в виду буддизм секты чань. Лотос - символ чистоты, он растет в тине, но не испачкан ею.)

 В горном храме колокол звонкий - 
 померк уходящий день.
 У переправы перед затоном 
 за лодки горячий спор.
 Люди идут песчаной дорогой 
 в селения за рекой.
 С ними и я в лодку уселся, 
 чтоб ехать к себе в Лумэнь...
 А в Лумэне месяц сияньем 
 деревья открыл во мгле.
 Я незаметно дошел до места, 
 где жил в тишине Пан Гун.
 В скалах проходы, меж сосен тропы 
 в веках берегут покой.
 Только один лумэньский отшельник 
 придет и опять уйдет.

НА ГОРЕ СИШАНЬ НАВЕЩАЮ СИНЬ Э

 Колышется лодка - я в путь по реке отправляюсь: 
 Мне надо проведать обитель старинного друга. 
 Закатное солнце хоть чисто сияет в глубинах, 
 Но в этой прогулке не рыбы меня приманили... 
 Залив каменистый... Гляжу сквозь прозрачную воду. 
 Песчаная отмель... Ее я легко огибаю. 
 Бамбуковый остров... Я вижу - на нем рыболовы. 
 Дом, крытый травою... Я слышу - в нем книгу читают... 
 За славной беседой забыли мы оба о ночи. 
 Мы в радости чистой встречаем и утренний холод... 
 Как тот человек он, что пил из единственной тыквы, 
 Но, праведник мудрый, всегда был спокоен и весел!

ПИШУ НА СТЕНЕ КЕЛЬИ УЧИТЕЛЯ И

 Учитель там, где занят созерцаньем, 
 Поставил дом с пустынной рощей рядом. 
 Вдаль от ворот - прекрасен холм высокий. 
 У лестницы - глубоко дно оврагов... 
 Вечерний луч с дождем соединился. 
 Лазурь пустот на тени дома пала... 
 Ты посмотри, как чист и светел лотос, 
 И ты поймешь как сердце не грязнится!

НОЧУЮ В ТУНЛУ НА РЕКЕ. ПОСЫЛАЮ ДРУЗЬЯМ В ГУАНЛИН

 Во мраке горы слышу горький плач обезьян. 
 Синея, река убыстряет ночной свой бег. 
 А ветер шумит меж деревьев на двух берегах. 
 И светит луна над одним сиротливым челном... 
 Но местность Цзяньдэ не родная моя земля. 
 Вэйянских моих вспоминаю старых друзей. 
 И я соберу два потока пролитых слез 
 И вдаль отошлю к ним на западный берег морской.

МОИ ЧУВСТВА В ПОСЛЕДНЮЮ НОЧЬ ГОДА

 И тяжел и далек путь за три горных края Ба* 
 По опасным тропам где идти десять тысяч ли. 
 Средь неравных вершин на проталине снежной в ночь 
 С одинокой свечой из иной страны человек. 
 Отдвигается вдаль кость от кости, от плоти плоть, 
 И на месте родных верный спутник - мальчик-слуга. 
 Где же силы терпеть эту в вечных скитаньях жизнь? 
 С наступлением дня начинается новый год.

^* (Три горных края Ба (на с. 272 - Саньба) - местность на востоке нынешней Сычуани.)

НОЧЬЮ ПЕРЕПРАВЛЯЮСЬ ЧЕРЕЗ РЕКУ СЯН

 Путешествуя, гость к переправе спешит скорей. 
 Невзирая на ночь, я плыву через реку Сян. 
 В испареньях росы слышу запах душистых трав, 
 И звучащий напев угадал я - "лотосы рвут". 
 Перевозчик уже правит к свету на берегу. 
 В лодке старый рыбак, скрытый дымкой тумана, спит. 
 И на пристани все лишь один задают вопрос - 
 Как проехать в Сюньян, он в какой лежит стороне.

НА ПРОЩАНЬЕ С ВАН ВЭЕМ

 В тоскливом безмолвье чего ожидать мне осталось?
 И утро за утром теперь понапрасну проходят...
 Я если отправлюсь искать благовонные травы,
 Со мной, к сожаленью, не будет любимого друга,
 И в этой дороге кто станет мне доброй опорой?
 Ценители чувства встречаются в мире так редко...
 Я только и должен хранить тишины нерушимость,-
 Замкнуть за собою ворота родимого сада!

В РАННИЕ ХОЛОДА НА РЕКЕ МОИ ЧУВСТВА

 Листья опали,	и гуси на юг пролетели. 
 Северный ветер студён на осенней реке. 
 В крае родимом крутые излучины Сяна. 
 В высях далеких над Чу полоса облаков. 
 Слезы по дому	в чужой стороне иссякают. 
 Парус обратный слежу у небесной черты. 
 Где переправа? Кого бы спросить мне об этом? 
 Ровное море безбрежно вечерней порой...

К ВЕЧЕРУ ГОДА ВОЗВРАЩАЮСЬ НА ГОРУ НАНЬШАНЬ

 В Северный дом больше бумаг не ношу.
 К Южной горе вновь я в лачугу пришел:
 Я не умен,- мной пренебрег государь;
 Болен всегда,- и поредели друзья.
 Лет седина к старости гонит меня.
 Зелень весны году приносит конец.
 Полон я дум, грусть не дает мне уснуты
 В соснах луна, пусто ночное окно...

ВОЗВРАЩАЮСЬ ИЗ ДАОССКОГО ХРАМА ЦЗИНСЫГУАНЬ, А ВАН БАЙ-ЮНЬ - СЛЕДОМ ЗА МНОЙ

 Я долину покинул с утра еще до полудня,
 А вернулся домой, когда солнце уже померкло.
 Обернувшись, гляжу на ведущую вниз дорогу,
 Только вижу на ней, как бредут коровы и овцы.
 На горе дровосеки теряют во тьме друг друга.
 Насекомые в травах с вечерним холодом стихли.
 Но убогую дверь оставляю все же открытой:
 На пороге стою, чтобы встретить приход Бай-юня.

ВЕСЕННЕЕ УТРО

 Меня весной не утро пробудило:
 Я отовсюду слышу крики птиц.
 Ночь напролет шумели дождь и ветер.
 Цветов опавших сколько - посмотри!

ВАНУ ДЕВЯТОМУ

 Солнце к закату, а сельский твой дом далек.
 С горным приютом не медля все же простись.
 Помни, что надо пораньше в путь выходить:
 "Дети-малютки домой Тао Цяня ждут"*.

^* ("Дети-малютки // домой Тао Цяня ждут".- В прозопоэтическом произведении Тао Цяня (Тао Юань-мина) говорится, что у входа в дом его встречают малые дети. Улин - район Чанъани.)

НОЧУЮ НА РЕКЕ ЦЗЯНЬДЭ

 Направили лодку на остров, укрытый туманом.
 Уже вечереет,- чужбиною гость опечален...
 Просторы бескрайни - и снизилось небо к деревьям.
 А воды прозрачны - и месяц приблизился к людям.

ПРОВОЖАЮ ЧЖУ СТАРШЕГО, УЕЗЖАЮЩЕГО В ЦИНЬ

 Нынешний путник в Улин - Пять Холмов - уедет.
 Меч драгоценный всю тысячу золотом стоит.
 Руки разняли, его я дарю на память -
 Дней миновавших одно неизменное чувство!

НАЧАЛО ОСЕНИ

 Еще незаметна осень в начале, 
 а ночи уже длинней.
 Порывами ветер прохладный веет 
 и свежесть с собой несет.
 И жаром пылавший зной отступает, 
 и в доме тишь и покой. 
 И листья осоки внизу у ступеней 
 от капель росы блестят.

ПРОВОЖАЮ ДРУГА, НАПРАВЛЯЮЩЕГОСЯ В СТОЛИЦУ

 Ты, поднимаясь, к синей уходишь туче.
 Я на дорогу к синей горе вернулся.
 Туче с горою, видно, пора расстаться.
 Залил слезами платье свое отшельник.

ПЕРЕПРАВЛЯЯСЬ ЧЕРЕЗ РЕКУ, СПРАШИВАЮ У ЛОДОЧНИКА

 Волна легла, река ровна - 
 нет ветра над водой.
 Мы в легкой лодке по реке 
 с моим гребцом плывем.
 Все время в нетерпенье я 
 смотрю на край небес:
 "Которая из синих гор 
 вершина Юэчжун?"

ПРИХОДИЛ В ОБИТЕЛЬ ПРАВЕДНОГО ЖУНА

 На горной вершине в келье монаха 
 одежды его висят,
 А перед окошком в полном безлюдье 
 летают птицы с озер.
 Пока еще сумерки не сгустились, 
 тропинкою вниз иду.
 В пути я внимаю шороху сосен, 
 любуюсь гор бирюзой.