Чансиджо неизвестных авторов (Первые шесть стихотворений в переводе Анны Ахматовой, следующие четыре - Н. Мальцевой, остальные - С. Бычкова)

 Кузнечик, о кузнечик!
 Ты милый мой кузнечик!
 Скажи, зачем, кузнечик,
 Когда луна заходит
 И ночь уже бледнеет,
 Свою заводишь песню
 Протяжным голоском,
 Как будто горько плачешь
 И брошенную будишь.
 Хотя ты мал и жалок,
 Но в этой спальне женской,
 Где сплю я одиноко,
 Один ты только знаешь,
 Что в сердце у меня.

 Как за косу таскал монашку бонза! 
 Да и она его за чуб драла. 
 И оба оглушительно орали: 
 "Я прав!" - "Нет, я права!"- "Не ты!"- "Не ты!" 
 Толпа слепых меж тем на них глазела, 
 Шел спор о них среди глухонемых.

^* ("Как за косу таскал монашку бонза!.." - В этом сиджо (в корейском это - чансиджо) неизвестный автор осуждает свары среди придворных группировок.)

 Туго я любовь перевязал
 И взвалил ее себе на плечи.
 А теперь бреду я чуть живой
 Через кручи горные Тхэсана*.
 А друзья, не зная, что за груз
 Я несу, кричат: "Бросай скорее!"
 Нет, пускай измучусь я совсем,
 Пусть умру под тяжестью недоброй,-
 Я ее не брошу никогда.

^* (Тхэсан.- Здесь, видимо, идет речь о знаменитой в дальневосточной поэзии горе Тайшань. Мондаль - блуждающая душа умершего (умершей) неженатым (незамужней).)

 Средь тварей всех и на земле и в небе, 
 Что страх внушает, что вселяет ужас? 
 Тигр белолобый, волк или гиена, 
 Удав, гадюка, скорпион, стоножка, 
 Лесная нежить, упыри и злыдни, 
 Мондаль и челядь властелина Ада, 
 Посланцы всех владык из Царства мертвых... 
 Ты, эту нечисть всю перевидавший, 
 Когда с любимой тщетно ищешь встречи, 
 В груди твоей пылает пламень жгучий, 
 И ты горишь уж не живой, а мертвый, 
 И вот ты с нею встретился, и что же? 
 Дрожишь, объят неодолимым страхом, 
 И руки, ноги у тебя чужие, 
 И перед ней не можешь слова молвить... 
 Воистину, она всего страшнее.

 Как женщины между собой не схожи!
 Напоминает сокола одна;
 Другая ласточкой сидит на кровле;
 Одна - журавль среди цветов и трав;
 Другая - утка на волне лазурной;
 Одна - орлица, что с небес летит;
 Другая как сова на пне трухлявом.
 И все ж у каждой есть любимый свой,
 И каждая прекрасна для кого-то.

 Я всех извел бы петухов и псов,-
 Вредней их нет среди живущих тварей.
 Вдруг ночью под окном крикун-петух
 Неистово захлопает крылами
 И, гордо шею вытянув свою,
 Закукарекает и, подымая
 Уснувшую в объятиях моих,
 Меня с моей любовью разлучает.
 А пес у бедной хижины моей
 Залает вдруг и ну кусать подругу,
 В полночный час идущую ко мне,
 Свирепый пес ее обратно гонит.
 Пусть только подойдут к моим дверям
 Торговец птицею или собачник,
 Я крепко вас свяжу, петух и пес,
 Чтоб им отдать, отдать без сожаленья!

 "Смотри скажу, смотри скажу!
 Теперь скрывать не стану.
 Сказала, за водой идешь -
 И обманула мужа.
 Сняла ведерко с головы,
 К колодцу прислонила,
 Потом подушечку свою
 Приладила к ведерку,
 К соседу-богачу пошла,
 С ним обменялась взглядом
 И, взявши за руку его,
 О чем-то с ним шепталась,
 И вы пошли за коноплю,
 Что было там - смекаю:
 Потоньше стебли полегли,
 А толстые остались,
 Качаясь, как под ветерком...
 Все мужу расскажу я".
 "Из молодых, да ранний ты!
 И, видно, врать приучен.
 А я - крестьянская жена,
 Весь день трудилась в поле".

 Все, что было в юную пору,
 Помню ясно, как день вчерашний.
 Прыгал, бегал, ставил подножки,
 В мяч играл, по горам бродил,
 Состязался в борьбе и шашках,
 Запускал бумажных змеев,
 Шатался по теремам зеленым,
 Дрался и пил. 
 Хорошо, коли глупости сходят с рук,
 Далеко ль до беды в передрягах таких?

 "Когда за рекою на Лунной скале
 Ночью сова закричит,
 Это примета верная:
 Скоро умрет наложница -
 Дура, змея ехидная,
 Молодая, да ранняя".
 "Что это вы, госпожа,
 Несусветное говорите?
 Я-то знаю, тогда умрет
 Первая жена - старая хрычовка,
 Поделом! Не следит за хозяином,
 Лишь завидует юной наложнице".

 И сегодня стемнеет, 
 А стемнеет - к утру рассветет, 
 А рассветет - любимый уйдет, 
 А уйдет - и не воротится, 
 А не воротится - загорюю, 
 А загорюю,- поди, захвораю, 
 А захвораю - уж, видно, не встану. 
 А если загодя знаешь, что так и будет, 
 Не лучше ли спать пойти?

 Стареющая красавица! Вон за рекой 
 Сохнет ива плакучая. 
 Ствол обглодан, прогнил насквозь, 
 Рухнет вот-вот. 
 А все - помолодеть бы, помолодеть бы, 
 Помолодеть бы лет до пятнадцати! 
 До десяти! Даже нет - до пяти! 
 Вот как помолодеть.

 Вот незадача! Кисть из шерсти барсука, 
 Которого ловят варвары севера, 
 Я обмакивала с упоеньем 
 В самую лучшую тушь - 
 "Горы Шоуян"*, "Луна и слива", 
 Да на окно положила. 
 Покатилась она, закрутилась, 
 И - шлеп! - на землю упала. 
 Может быть, и отыщу ее, 
 Коли из дому выйду, 
 Но зато любого теперь раскушу - 
 Лишь на кисть посмотрю да на почерк его.

^* (Горы Шоуян - горы в Китае, где скрывались сыновья правителя царства Гучжу - Бо-и и Шу-ци (XII в. до н. э.), отказавшиеся служить У-вану.)

 В день восьмой луны четвертой
 Подняться на открытую террасу,
 Встретить в день рожденья Будды
 Праздник Любованья фонарями.
 Медленно садится солнце.
 Все прекрасно видно.
 Фонари развешаны повсюду:
 Рыба и Дракон, Журавль и Феникс,
 Вновь Журавль, Черепаха, Колокол,
 Рядом с ним - фонарь Бессмертных,
 Барабан, Арбуз, фонарь Чеснок.
 А поодаль, на других подмостках,
 Скрылись девочки в бутонах лотоса.
 И на птице сказочной луань
 Приготовилась Небесная ткачиха
 Улететь в неведомые дали. 
 Там висят, качаясь, Лодки,
 Фонари Дома и фонари Подмостки,
 Узорчатые фонари, Маленькие фонари,
 Фонари Кувшины и Стенные шкафчики,
 Фонари Котлы и фонари Ограды.
 Куклы притаились на другом помосте -
 Лев и Варвар, оседлавший тигра.
 В небесах - Семерка фонарей Ковша.
 Из-за гор восточных появляется луна -
 И мгновенно зажигаются огни,
 Разноцветное сиянье льется отовсюду.
 Там - луна сияет, здесь - сияют фонари.
 Светятся согласно и земля и небо.
 Словно всюду светит солнце.

^* ("В день восьмой луны четвертой...".- Здесь описание архаического обряда зажигания огней во время захода солнца и восхода луны, исполнявшегося в полнолуние первого лунного месяца и впоследствии также приуроченного к восьмому дню четвертой луны - дню рождения Будды. ...девочки в бутонах лотоса - элемент театрального действа "Танец журавлей", имеющего ритуальный характер: бутоны раскрываются, девочки выходят оттуда и прогоняют белого и черного журавлей, клюющих стебли лотосов. Журавли здесь символизируют смерть, цветок лотоса - жизнь.)

 Эй, красотка бритоголовая! 
 Послушай-ка речь мою! 
 Что ты видишь в сумерках храма, 
 День и ночь поклоняясь Будде? 
 А ну как помрешь за молитвой? 
 Подопрут тебе челюсть вальком, 
 Запихнут в большую корзину с крышкой 
 И сожгут - радости мало. 
 Как бы пепел холодный твой 
 Не превратился в нечисть, 
 Что бормочет в горах пустынных 
 При дожде обложном! 
 Брось ерундой заниматься, 
 Выходи за меня - 
 Заведем и детей и внуков, 
 Будем жить душа в душу, 
 Окружены почетом, 
 В счастии и довольстве.